На примерках у портных ей приходилось часами выстаивать, пока на ней подкалывали платья, нужно было подобрать шляпки и белье, ночные сорочки, туфли, сумки, перчатки и чулки. Ей казалось, будто у нее уже больше нет ни собственных мыслей, ни воли. Все за нее решала тетя, так что Корнелия уже не понимала, есть ли у нее хоть какая-то самостоятельность или она находится в полном подчинении Лили. Только оставаясь вдвоем с Вайолет, она вновь становилась сама собой, могла свободно говорить о том, что у нее было на сердце.

— Я все время думаю о том, что скоро все кончится, — сказала она. — Мне с трудом в это верится, разве только когда я спускаюсь вниз и вижу сотни свадебных подарков. Скоро я выйду замуж и тогда смогу убежать от всего этого. Мы будем вдвоем с герцогом, и больше никого.

— Если и дальше так пойдет, мисс, вы совсем устанете. Вам обязательно идти на бал сегодня?

— Да, наверное, — ответила Корнелия. — И как бы там ни было, я хочу пойти. Я хочу увидеть герцога. Мы с ним танцуем, но во время танца трудно разговаривать. Знаешь, Вайолет, я так по-глупому робею рядом с ним! В Ирландии такой не была. Там я так много разговаривала, что надо мной посмеивались и называли болтушкой. И я не стеснялась друзей отца, когда они приходили к нам в дом. Помню, как они меня поддразнивали, и я заставляла их смеяться. А здесь ничего подобного. Друзья тети Лили разговаривают о вещах, которых я не понимаю, обсуждают неизвестных мне людей, и если я пытаюсь присоединиться к их разговору, они смотрят на меня с недоумением.

— Если бы меня спросили, то я бы сказала, что вы слишком часто выезжаете на балы, мисс, — изрекла Вайолет. — Почему бы вам не попросить его светлость взять вас покататься или погулять в парке?

— Если бы только я могла, — вздохнула Корнелия. — Но мне кажется, тетя Лили не позволит. Я как-то предложила устроить вечер без такого количества гостей, так она очень рассердилась. Есть одно преимущество у брака, Вайолет, — это свобода. Девушке, по-моему, не позволительно иметь ни собственных мыслей, ни чувств.

— А вы совершенно уверены, что хотите замуж за его светлость, мисс?

Корнелия удивленно взглянула на горничную:

— Разумеется, Вайолет, Я же говорила тебе, как сильно я его люблю, мне ведь больше не с кем поделиться. Когда он входит в комнату, у меня захватывает дух, а затем внезапно возникает чудесное ощущение. Для меня блаженство быть просто рядом с ним. Даже если он со мной не говорит, мне просто радостно сознавать, что он рядом, что однажды я стану его женой.

— Надеюсь, вы будете счастливы, мисс, — тихо сказала Вайолет.

— Я знаю, что буду, — с уверенностью произнесла Корнелия и посмотрела на бриллиант в форме сердца на своем пальце. — Сердце, — чуть слышно произнесла она. — Его сердце, и он мне его подарил. Я счастлива, Вайолет, очень-очень счастлива.

Вайолет как-то странно поперхнулась и, отвернувшись, начала деловито прибирать в комнате.

Корнелия мечтательно продолжала говорить больше для себя, чем для служанки:

— Меня страшит мысль о том, что придется следить за Котильоном и большим особняком в Лондоне, но когда я вспоминаю, что герцог будет рядом, то уже ничего не боюсь, разве что его самого. Иногда он меня пугает, если у него мрачный или скучающий вид. Вчера вечером я наблюдала за ним во время обеда и неожиданно поняла, что он так же, как и я, хотел бы оказаться где-нибудь вдалеке от всех этих людей, от шума, болтовни и оркестра, где мы могли бы спокойно поговорить.

— Вы рассказывали его светлости, как сильно любите, мисс? — спросила Вайолет.