Только Арчи натянул на себя камзол, запорошенный пудрой от парика. Похоже, он второпях соскочил с кровати и кое-как нахлобучил парик, спускаясь из своей комнаты.
— Что такое? — весело воскликнул Эсмонд. — Почетная депутация, высланная вперед для того, чтобы еще раз поздравить меня с приближающейся свадьбой?
— Мой дорогой Эсмонд… Мой дорогой Эсмонд… — начал было Сент-Джон, но внезапно осекся, словно подавившись словами.
Тут-то Морнбери и почувствовал что-то неладное.
— Что стряслось, Арчи? — с замиранием сердца спросил он. — У тебя есть для меня плохие новости?
Сент-Джон кивнул утвердительно, не смея поднять глаз.
— Выкладывай! Нечего тянуть!
Эсмонд увидел, что слуги сбились в кучку во внутреннем дворе. Они переглядывались между собой и скорбно перешептывались. Предчувствие беды, страшного несчастья стальным обручем сдавило горло Эсмонда.
— О Боже… — пробормотал он. — Доротея?!.
Сент-Джон еще раз кивнул.
— Из их замка только что прискакал мальчик с известием о том, что леди Доротея… серьезно заболела. И… не может быть и речи о том, чтобы сегодня играть свадьбу…
Сент-Джон хотел добавить, что не только сегодня, но не осмелился. Он слишком хорошо знал своего друга. Знал, что под маской внешней солнечной веселости может скрываться импульсивный и часто жестокий характер. Эсмонд не относился к числу тех людей, которые спокойно выслушивают горькие новости.
— Мы скорбим вместе с тобой, Эсмонд, — сказал один из молодых людей, стоящий за спиной Сент-Джона.
Открыв рот, он поступил опрометчиво, ибо Морнбери тут же накинулся на него, словно раненый лев:
— Скорбите вместе со мной?! С чего это, интересно, Лифтборо? Что ты хочешь этим сказать?! Что Доротея умерла?!.. Поэтому ты скорбишь вместе со мной?!
Он не получил ответа.
Вдруг Эсмонда начало всего трясти. Пот заструился по его лицу, которое приобрело оттенок мертвенной бледности, несмотря на жаркие лучи утреннего солнца. Затем, не сказав больше ни слова, он резко развернулся, выхватил повод из рук конюха, который стоял как вкопанный и таращился на хозяина выпученными глазами, и вскочил в седло. Он пришпорил Джесс и в следующую секунду умчался со двора, скрывшись за воротами.
Черные грачи кружились и шумели над верхушками высоких вязов. Никогда еще окрестности не выглядели такими безмятежно-красивыми, как сейчас, и никогда еще Эсмонда, пятого графа Морнбери, не переполнял такой смертельный страх, как теперь, когда он галопом преодолевал те четыре мили, которые отделяли его дом от замка Шафтли.
— Доротея! — выкрикивал он поминутно любимое имя. — Доротея! Господи, только бы я застал ее живой!
Но стоило ему подъехать к воротам замка, как стало ясно, что его отчаянно-горячечная молитва не услышана Господом и что его возлюбленная мертва.
Он понял это сразу, ибо при въезде в Шафтли его тут же охватил суеверный ужас. Налившимися кровью глазами он оглядел старинный замок, стоящий на вершине холма. Он был построен в 1100 году, в эпоху царствования короля Стивена, для одного из первых баронов Шафтли. Замок был виден за несколько миль, благодаря удачному расположению. Эсмонд часто взбирался вместе с Доротеей на его зубчатые стены, откуда открывался великолепный вид на просторы Суссекса. В одну сторону взгляд простирался вплоть до Чанктонбери Ринг, а в другую до гилдфордских холмов.
Замок был похож на иллюстрацию из волшебной сказки. Но сегодня утром, когда вокруг все было залито золотистыми лучами солнца, он был словно затянут плотной дымкой белесого тумана, который, как показалось Эсмонду, зловеще окутывал величественные серые стены.
Еще минута — и Эсмонд спешился. |