— Думаю, не успеет, — непонятно сказал Соколов.

Козни врагов

Тем временем фон Менгден закончил фотосъемки, сделал гипсовые оттиски следов ног покусителя — на рыхлой почве под окном они были четкими.

Пришел санитар. Смущаясь своей власти, сказал:

— Прошу прощения, господа. Сейчас врачебный обход. Всем надо уйти.

— Правильно, — вдруг поддержал санитара Соколов. — Это не дело, мешать пациенту болеть. Мари, Буня уехал в Мытищи?

— Думаю, нет! Сегодня он собирается навестить вас, ежели позволите.

Гости вышли во двор. Сыщиков поджидала коляска. Сахаров любезно подставил руку:

— Садитесь, графиня, мы вас... — и он осекся на слове. Из полукруглой арки, ведшей в больничный сад, появился... граф Соколов — с широкой белозубой улыбкой и рукой на перевязи, одетый лишь в больничный халат, который плохо сходился на его груди, широкой, как просторы империи.

— Не пойму, — покачал головой Сахаров. — Ты из окна выпрыгнул?

— Надо жить так, чтобы даже козни врагов шли нам на пользу. Покуситель притащил к окну лестницу, которая прежде стояла у дровяника. Я ей и воспользовался, — веселым голосом сказал Соколов. — Извозчик, гони лошадей! Через площадь, вон мой дом — с вывеской фирмы Эйнем. Переоденусь и приглашаю всех посетить бывшие хоромы новопреставленного Чукмандина. А поскольку он работал по железу, без умельца Буни Бронштейна нам не обойтись. — И со значением произнес: — Не бывает так, чтобы невиновный бегал от полиции, да еще со стрельбой.

— Может, он напугался вашего грозного вида? — наивно предположил Сильвестр.

Сахаров ловко перевел вопрос на шутку:

— Пугаются не только взгляда — мы знаем, как от этого преступники в обморок валились, но уже и голоса Аполлинария Николаевича трепещут. По этой причине санитару приходится за такими пол подтирать.

Все весело рассмеялись.

Сильные ощущения

Не прошло и часа, как сыщики и Буня — специалист «по железу» — подъезжали на двух колясках к магазину Кирова. У входа стояла густая толпа. Приказчик фальцетом кричал:

— Тихо, господа, не прите! Ну никакой возможности от вас нет. Куда ты, малец, бесплатно лезешь? Плати пятачок и смотри, как знаменитый граф Соколов стену головой разворотил. На чем нынче держимся — святым угодникам лишь ведомо. Готовьте, господа любопытствующие, плату: взрослые десять копеек, а с детей — вдвое дешевле.

Те, кто успел заплатить и посмотреть, восторгались:

— Зрелище самое ужасное! Что тебе из пушки пальнули — полстены обвалившись, дом, гляди, того... рухнет. Я уж две очереди отстоял. Завтра опять приду спозаранку.

Два крепких мужика купеческого вида выходили потрясенные:

— Это не человек — Левиафан свирепый! Пойдем, Вась, после такого сотрясения чувств выпьем в полный серьез.

Меднолицый городовой, некогда штурмовавший Плевну, а потом срубивший голову Чукмандину, заметив начальство, заорал:

— Раз-зойдись! Сам граф Соколов пр-рибыли.

Приятная находка

Буня презрительно постучал ногтем по стальной крышке:

— «Арнгейм»? Если это сейф, то я — египетский фараон. Такое могут делать лишь в уездном городе Слуцке. И ставить прилично лишь в бане — прятать мочалки. Такую кассу я брал раз пять. Или десять. Брал у Альфреда Пекгольца в Гайнсберге, у Винницкого в Варшаве, у Людвига Нобеля в Петербурге... Боже мой, где я еще брал? — Буня поскреб пальцем в затылке. — Что обо мне вы теперь подумали? Подумали, что я хвастаю.