Изменить размер шрифта - +

 

– О, если он хочет со мною свою волю померить, – решил Пекторалис, – так я же ему покажу, как он передавит меня своим сиденьем! Баста! – воскликнул Гуго Карлыч, – вы увидите, как я его теперь кончу.

 

– Он тебя кончит, – передали Сафронычу; но тот только перекрестился и отвечал:

 

– Ничего; бог не выдаст – свинья не съест, мне Жига сказал: погоди, он нами подавится.

 

– Ой, подавится ли?

 

– Непременно подавится. Жига это умно судил: мы, говорит, люди русские – с головы костисты, а снизу мясисты. Это не то что немецкая колбаса, ту всю можно сжевать, а от нас все что-нибудь останется.

 

Сждение всем понравилось.

 

Но на другой день после этих переговоров жена Сафроныча будит его и говорит:

 

– Встань скорее, нетяг ленивый, – иди посмотри, что нам немец сделал.

 

– Что ты все о пустяках, – отвечал Сафроныч, – я тебе сказал: я костист и мясист, меня свинья не съест.

 

– Иди смотри, он и калитку и ворота забил; я встала, чтобы на речку сходить, в самовар воды принести, а ворота заперты, и выходить некуда, а отпирать не хотят, говорят – не велел Гуго Карлыч и наглухо заколотил.

 

– Да, – вот это штука! – сказал Сафроныч и, выйдя к забору, попробовал и калитку и ворота: видит – точно, они не отпираются; постучал, постучал: никто не отвечает. Забит костистый человек на своем заднем дворе, как в ящике. Взлез Василий Сафроныч на сарайчик и заглянул через забор – видит, что и ворота и калитка со стороны Гуго Карлыча крепко-накрепко досками заколочены.

 

Сафроныч кричал, кликал всех, кого знал, как зовут в доме Пекторалиса, и никого не дозвался. Никто ему не помог, а сам Гуго вышел к нему со своею мерзкою немецкою сигарою и говорит:

 

– Ну-ка ну, что ты теперь сделаешь?

 

Сафроныч оробел.

 

– Батюшка, – отвечал он с крыши Пекторалису, – да что же вы это учреждаете? Ведь это никак нельзя: я контрактом огражден.

 

– А я, – отвечает Пекторалис, – вздумал еще тебя и забором оградить.

 

Стоят этак – один на крыльце, другой на крыше и объясняются.

 

– Да как же мне этак жить? – спрашивал Сафроныч, – мне ведь теперь выехать наружу нельзя.

 

– Знаю, я это для того и сделал, чтобы тебе нельзя было вылезть.

 

– Так как же мне быть, ведь и сверчку щель нужна, а я как без щели буду?

 

– А вот ты об этом и думай, да с приказным поговори; а я имел право тебе все щели забить, потому что о них в твоем контракте ничего не сказано.

 

– Ахти мне, неужли не сказано?

 

– А вот то-то есть!

 

– Быть этого, батюшка, не может.

 

– А ты не спорь, а лучше слезь да посмотри.

 

– Надо слезть.

 

Слез бедный Сафроныч с крыши, вошел в свое жилье, достал контракт со старым владельцем, надел очки – и ну перечитывать бумагу. Читал он ее и перечитывал, и видит, что действительно бедовое его положение: в контракте не сказано, что, на случай продажи участка иному лицу, новый владелец не может забивать Сафроновы ворота и калитку и посадить его таким манером без выхода.

Быстрый переход