Она продолжала переворачивать страницы, вытаскивая все новые клочки бумаги, на которых ее отец нацарапал заметки, вопросы или рисунки и сложил их несколько раз, прежде чем сунуть наугад в гроссбух.

«А дракон знает, когда его сердца касаются?» — спрашивал один клочок.

«Можно ли заменить сердце?» — было написано на другом. Этот вопрос подчеркивался несколько раз. И действительно, Вайолет находила его снова и снова, один, на других страницах, нацарапанный на полях, нацарапанный на обратной стороне страниц, на клочке за клочком.

Вопрос казался чем-то вроде навязчивой идеи.

— Ты сошел с ума, о, мой отец? — прошептала Вайолет в пустую комнату. — А если так, то, что нам делать?

На другой странице был грубый набросок, изображающий молодую женщину, тянущуюся к груди дракона. В одной руке она держала нож, в другой — сердце. Под ним король Рэндалл написал: «Взято из Хроник странника, предположительно написанных до Великой войны. Возможно?»

Вайолет собрала гроссбухи и большую пачку разрозненных банкнот и сунула их в сумку.

— Почему сейчас, отец? — прошептала она. — Зачем тебе понадобилось делать это сейчас? Пожалуйста, пожалуйста, вернись домой. — И как раз в тот момент, когда Вайолет собиралась заняться книжными полками, она услышала нечто такое, от чего у нее похолодело сердце.

Колокол.

На западной стене висел колокол. Он был огромный, черный, сделанный из чугуна. По краям его виднелась ржавчина. Это был призыв к молитве — призыв к надежде, когда всякая надежда исчезла. Он звонил уже один раз в ее жизни, когда она была еще младенцем, и ее жизнь и жизнь ее матери висели на тончайшей ниточке надежды. В этот день волшебники звонили в колокол, и вся страна надеялась и молилась как один. Вайолет не помнила его, но все равно знала, как он звенит. Больше в замке не было ничего, что могло бы издать этот скорбный грохот, такой глубокий, что от него дрожали кости и перехватывало дыхание.

Королева, прозвенел колокол. Королева в опасности.

Молись, молись, молись, умолял колокол. И надеяться не переставая.

Вайолет выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

ГЛАВА 17

Хозяйка Соколов, высокая женщина со свирепой, бесцеремонной манерой говорить, которая заставила Деметрия одновременно испугаться и изумиться, послала своих птиц, которые сообщили о существовании естественного загона в высокой скале не далее чем в половине лиги впереди. Король приказал возчикам завести транспорт в скалистый грот и повесить полотна над зеркалами. Охотники бросились в погоню, прыгая за убегающим драконом, прислушиваясь к его дыханию, улавливая его запах. Они чуяли панику зверя и его усталость. Они чуяли его разочарование из-за сломанного крыла, его ревматических суставов, его чувства собственной ничтожности. И они оплакивали дракона. Даже охотясь, они горевали.

После, казалось бы, бесконечных дней погони, король и его охотники, наконец, одержали верх. Дракону ничего не оставалось, как отступить в сторону грота.

Деметрий и четверо охотников ждали у входа, частично спрятавшись в листве. Они подождали, пока дракон приблизится, и вышли на поляну, держа перед собой зеркала, как щиты.

Дракон, хотя и старый и немощный, его лучшие дни прошли тысячу лет назад, все еще был ужасным зрелищем. Острые листы его бронированной кожи накладывались друг на друга, края сверкали, как ножи, когда они скользили по жилистым голеням зверя. Он шипел, рычал и щелкал. Он встал на дыбы, развернул волокнистый язык и взмахнул желтым изгибом каждого изношенного клыка.

И все же.

Перед зеркалами он дрожал.

Перед зеркалами он встал в позу, взревел и попятился, прижав уши к черепу.

Охотники — все до единого опытные, профессиональные и знаменитые — разинули рты от удивления.