— Это он начал, — сказал мальчик, когда пекарь схватил его сзади за воротник и поднял.

Деметрий попытался что-то сказать в ответ… например: «Неправда», — но обнаружил, что не может говорить из-за лужи крови, заливавшей его губы и стекавшей по подбородку.

Позже, когда отец прикладывал припарки к ушибам и холодные тряпки к почерневшим глазам, Деметрий хранил молчание.

— Одно дело, — сказал отец, качая головой, — заниматься с принцессой всякими глупыми и детскими шалостями. Мы ожидаем этого от нее. Она одичала с самого начала, и определенный уровень дикости приемлем для тех, кто однажды возьмет на себя бремя руководства своим народом. — Отец обмакнул еще одну тряпку в глиняную чашу с прохладной колодезной водой. — Все остальные, сынок, должны соблюдать приличия. Если бы твоя любимая мать была жива сегодня, она, без сомнения, сказала бы мне, что я проделал ужасную работу, воспитывая тебя, и что я должен быть более твердым.

Отец вздохнул, а Деметрий по-прежнему молчал.

— Не знаю, сынок, — продолжал отец. Деметрий заметил, что глаза старика были влажными и широко раскрытыми, как будто он разрывался между горем и мечтой. — Кажется, все перевернуто с ног на голову, не так ли? Горный король гремит саблей, а нашему королю ничего не остается, как погрузиться в свои занятия. — Он встал, подошел к тазу и вымыл руки. — И все-таки жаль принцессу, правда?

Деметрий поднялся на ноги.

— Объясни, что ты имеешь в виду, отец, — сказал он так резко, как только мог с распухшими губами.

Отец провел рукой по лысеющей голове.

— Сынок, я говорю о войне — о том, в чем у тебя, к счастью, нет опыта, и я хотел бы, чтобы так оно и оставалось. Вот если бы я был королем…

Терпение Деметрия лопнуло, и он хлопнул ладонью по деревянному столу.

— Не о короле, отец. О принцессе. Что за жалость?

— А кто говорит о жалости?

— Ты. Прямо сейчас. Ты сказал, что очень жаль принцессу. Что ты имел в виду?

— Я? — Отец покачал головой. — Нет, сынок, я думаю, ты ошибаешься. Я никогда не говорил ничего подобного. — Он сунул руку в карман, достал трубку и трутницу и направился к двери. — Мы все любим Вайолет. Все мы. — И затем он добавил таким тихим и скользким голосом, что это был почти шепот: — Конечно, если бы она была настоящей принцессой, она была бы прекрасна.

Деметрий вышел вслед за отцом.

— Отец, мне очень жаль, — сказал он, — но не мог бы ты повторить последнюю фразу?

— Что на тебя нашло, парень? Я сказал, что мы все любим Вайолет. Конец истории.

Он кивнул.

— Понимаю. Спасибо, отец.

— Конечно, сын мой. Но подожди! Немедленно возвращайся сюда. Деметрий? Куда ты идешь?

Но было уже слишком поздно. Деметрий пробежал мимо конюшни и скрылся из виду.

ГЛАВА 31

Деметрий искал Вайолет большую часть следующего дня. Когда он, наконец, нашел ее, Большое Солнце уже зашло, а Малое висело низко и широко в небе. Вайолет сидела в библиотеке, в самом дальнем темном углу, окруженная стопками открытых книг. Каждая книга, как он заметил, была открыта на иллюстрации принцессы — как андуланской, так и иностранной. На каждой иллюстрации волосы принцесс спускались огромными каскадами до колен или лодыжек. Они сияли по краям серебряными или золотыми огоньками. У каждой принцессы были большие, широко расставленные глаза, которые идеально подходили друг другу. У каждой принцессы была кожа цвета слоновой кости, янтаря или оникса, не испорченная ни веснушками, ни родинками.