– Много ты знаешь… Ого! – едва только войдя воскликнула гостья, в которой Беторикс сразу же признал ту самую кудряшку – «в греческом зале, в греческом зале», которую обхаживал Капитон-Упрямец.

Ну да, ну да – так ее и звали – Лесбия. Так вот про какую подругу только что говорила Луция! Однако отношения у них вполне… скажем так – дружеские.

– Никакой это не башмачник, – впустив подружку, обиженно, но, вместе с тем, и с какой-то затаенной гордостью пояснила Луция. – Гладиатор!

– Гладиатор?! То-то я и смотрю – лицо знакомое. И все равно – диссонанс. Ого, какой мускулистый! Везет же тебе, милая. А я поболтать зашла… вижу, не вовремя.

– Да нет, вовремя, – Луция чмокнула гостью в щеку. – Я как раз в Аргилей собиралась, хотела приказать готовить носилки. Вот вместе с тобой и поедем.

– Давай! – обрадованно кивнула кудряшка. – Вместе, в моем паланкине, и поедем. Посекретничаем! Я тебе много чего расскажу.

– А мой паланкин ничуть не хуже твоего! – вздернула нос хозяйка дома. – Только вчера велела на него новые занавески повесить, знаешь, такие голубенькие, из коисской ткани…

– Голубенькие? Фи! – Лесбия презрительно повела плечом. – Не обижайся, подруженька, но голубенькие только в какой-нибудь дальней провинции и сойдут. Ты еще скажи – «в цветочек». Нет! Один мой знакомый вернулся вчера из Афин – учился там у философов вместе с сыном Цицерона – так вот, в Афинах самый пристойный цвет – желтый.

– Да неужели желтый? – быстро накидывая тунику, изумилась юная госпожа.

– Желтый, желтый, уж можешь мне поверить, подруженька.

Луция торопливо сбросила тунику:

– Так у тебя на паланкине, небось – тоже шторки желтые?

– А как же – как в Афинах!

– Тогда моя туника к ним не подойдет… Надо другую… Сейчас позову служанку… Поможешь выбрать?

– Конечно же помогу! А кроме желтых занавесок у меня еще и носильщики – ух! Аполлоны! Черные, как древесный уголь. Даже, знаешь, блестят, отливают этаким голубым.

– Так Аполлон разве черный?

– Я про фактуру, подруженька! О, ты вот на них как только взглянешь, так и…

– Дамы! Я, наверное, пойду? – быстро одевшись, подал голос Галльский Вепрь.

Обе женщины взглянули на него с таким удивлением, как будто это заговорил шкаф. Ну, еще бы – рабы должны говорить только когда разрешат. А гладиатор – разве не раб?

Ой, какое презрение стояло в глазах Луции! Беторикса даже покоробило – вот тебе и любовница! Впрочем, а чего другого ожидать? Он для нее кто? Раб. Вещь. Робот.

Нет, все же промелькнуло в синих глазах что-то такое… человеческое, что ли.

– Как поживает твой любовник, Лесбия? – быстро спросила матрона.

Кудряшка задумалась:

– Который из них?

– Ну, тот рыжий патриций, помнишь, ты рассказывала? Друг Анния Милона.

– А-а-а! Тот рыжий коротышка, Марк Целий Руф? Но он вовсе не патриций, просто всадник. Кстати, избирался народным трибуном в прошлом году. Это ж плебейская должность.

– Так он что же – плебей?

– Говорят тебе – всадник. И очень-очень влиятелен, правда, не так уж богат. Иначе б с чего ему участвовать в выборах?

– Так как он?

– Да никак, – Лесбия отмахнулась, сложив губки бантиком.