— Я махнула рукой на потускневшую роскошь спальни. Угрозы Тремейна пугали меня куда меньше, чем шанс потерять себя, забыть Кэла, а теперь еще и Дина и стать всего лишь жалкой ненормальной, запертой в одиночной палате и в мире собственных иллюзий.
Я в состоянии была выполнить то, чего хотел от меня Тремейн, однако, если говорить начистоту, по-прежнему боялась сойти с ума и не увидеть результата своих усилий. Оставалось только пробудить королев и молиться, чтобы это спасло моих друзей.
— Я понятия не имел, — прошептал Дин.
Я утерла глаза ладонью. Хватит, наплакалась уже.
— Да, это не тот факт моей биографии, которым я охотно делюсь.
Дин подался ко мне, перегнувшись поперек кровати и опершись на локоть:
— Кэл знает?
Я кивнула, чуть заметно: от воспоминания, когда оно вставало у меня перед глазами, все еще перехватывало горло.
— Он был с нами, когда Конрад пытался убить меня в свой день рождения.
Кэл поднял ладони, большие и неуклюжие, как щенячьи лапы. «Конрад, отпусти сестру. Кроме нее, у тебя никого нет».
Дин присвистнул:
— Так вот откуда у тебя шрам.
Я не стала подтверждать его подозрений — он и так знал.
— Вирус созрел и проявился в безумии, — проговорила я. — Конрад сам не понимал, что делает, Дин. Он все равно мой брат.
Дин медленно покачал головой:
— Это ужасно, Аойфе.
— Теперь я расплатилась с тобой, Дин, — с улыбкой добавила я, хотя на самом деле готова была закричать. Дверные петли застонали натянутой струной, но я, изо всех сил закусив изнутри щеку, смяла Дар у себя в груди, не давая ему поднять голову. Дверь осталась на месте.
Дин ожесточенно растер лицо обеими руками, закрыв глаза:
— Такой тайны я не хотел. Она из тех, что никогда не перестают кровоточить.
— Я не могу без конца скрываться ото всех, — негромко сказала я. — Во мне словно ничего другого не остается. Как будто надо мной всегда какая-то тень, даже когда светит солнце. — Безумие камнем висело у меня на ногах, как ни звал в полет Дар, как ни рвался наружу, словно там, в туннеле.
— Я не хотел такой тайны, — повторил Дин. — Не нужно было рассказывать мне, даже в качестве оплаты. Я… — Осекшись, он взъерошил ладонью волосы, упавшие как попало.
— Теперь ты, наверное, уйдешь, — продолжала я. — Я очень благодарна тебе за всю твою помощь. Правда. Больше я тебя не побеспокою. — Глаза у меня, к совершеннейшему стыду, застлали слезы. Хорош Блюститель, который ревет из-за мальчишки.
Дин поднялся и подошел к двери, на пробу качнув ее, словно опасаясь, не прищемит ли она ему пальцы.
— Вижу, тебя уже не раз бросали, принцесса. Не раз оставляли в пустой комнате, захлопнув дверь перед носом. Но со мной ты расплатилась сполна и по-честному, пусть такой оплаты я и не ждал, поэтому послушай, что я тебе скажу. Я не брошу тебя. Не оставлю одну.
Впервые за весь день я улыбнулась по-настоящему, пусть улыбка и вышла бледной. Я знала, обещаниям Дина можно верить, и готова была расцеловать его за такие слова. Камень меня побери, я готова была расцеловать Дина Харрисона под любым предлогом, но ограничилась лишь тем, что сказала с чувством:
— Ты хороший человек, Дин.
— От хорошего меня отвинтило так — еще немного, и полный оборот получился бы, — откликнулся он. — Но я всегда держу слово и от своих сделок не отступаюсь.
Он улыбнулся, но не всегдашней своей ухмылкой во все тридцать два, а как обычный мальчишка, пытающийся пригласить девушку на свидание и не запутаться при этом ни в словах, ни в собственных ногах. |