Шоггот взревел, и мои глаза открылись. Дин стоял надо мной в ореоле туманной дымки. Его кулак взметался вверх и опускался вниз, снова и снова сверкало лезвие ножа, кромсая щупальце шоггота. Черно-зеленая кровь, вязкая, как машинное масло, хлынула на землю, разъедая почву, испуская в воздух вонючий серный дым.

— Отпусти ее! — прорычал Дин. Его длинные проворные пальцы сомкнулись на моем здоровом плече и потянули. Без малейшего усилия он приподнял меня и перетащил за каменную стену, подальше от стонущей, колышущейся массы. Шоггот, истекавший отвратительной сукровицей, бился, как в припадке, глаза, моргая, перекатывались по всей туше, отростки десятками вырывались в разные стороны и втягивались обратно.

Дин прижал меня к себе, закрывая от твари.

— Я здесь, Аойфе, — прошептал он мне в ухо. От его запаха, запаха кожи и табака, у меня закружилась голова. — Я с тобой.

— Он… он говорил со мной, — дрожа, произнесла я. Мои юбка и джемпер были мокры от талой изморози, кровь ручейками текла из-под порванной блузки по руке, по ладони. — Шоггот говорил со мной…

Дин обернулся к Кэлу и нетерпеливо щелкнул пальцами:

— Парень, найдется в твоем скаутском снаряжении чистый платок?

Кэл, не отвечая, смотрел на расползающееся по ткани темное пятно — руки безвольно висят по сторонам двумя плетьми, кончик языка зажат между зубами.

— Ты, тормоз! — Рев Дина пробудил бы и мертвого. — Ей нужна помощь, быстро! Глазеть будешь в театре!

Кэл, очнувшись, залез в рюкзак, вытащил новый красный головной платок, все еще обернутый магазинной бумажной ленточкой, и перебросил его из-под руки Дину. Тот мгновенно поймал его, прервав полет шелковой птицы.

— Не беспокойтесь, мисс Аойфе, — проговорил Дин, просовывая ладонь под джемпер и блузку и прижимая ткань к ране. — Мои помыслы чисты как снег.

От прикосновения боль усилилась, и на меня нахлынула новая волна дурноты. Я танцевала в воздухе, мир вокруг казался нарисованным, и вдруг у меня на глазах краски поползли вниз с холста. Когда я смотрела глазами шоггота, все выглядело реальным, даже чересчур реальным, эта реальность была слишком глубоко внутри меня, чтобы убежать от нее. Теперь же я чувствовала себя словно во сне, в одном из тех снов, о которых солгала доктору Портному. В панике я забилась, сбрасывая ладонь Дина, желая только, чтобы боль прекратилась.

— Эй, эй. — Дин пощелкал пальцами у меня перед глазами. — Оставайся с нами, Аойфе. Только не дергайся и не буйствуй, и все будет в порядке.

— Она… — словно откуда-то из-под земли донесся до меня глухой голос Кэла. — Она… заражена? Если начнет меняться…

— Я не… — Язык не слушался, от попытки заговорить в голове словно начинал стучать молот. Я прикрыла глаза, но там меня поджидала кружащаяся, затягивающая дурнота некровируса, и я усилием воли распахнула их. — Я не…

«Я не заражена. Я в своем уме».

— Дело плохо. — Дин поднял мне веко, потом его пальцы скользнули к бьющейся на шее жилке. — Рана глубокая. Кровь сама по себе не остановится.

— Ч-что мне делать? — Размытая фигура Кэла столбом маячила где-то на краю поля зрения: светлые волосы и форма защитного цвета.

Рука Дина скользнула под мои плечи, другая обхватила колени. Земля отодвинулась, и я уткнулась лицом в его футболку, борясь с нахлынувшей тошнотой.