— Этот дом живой, — прошептала я. — Нервы-рычаги и шестерни-кости, скрытые под железной шкурой.

Вернувшись к панели, я снова перевела ручку в положение «Заперто». Пластины убрались внутрь с неприятным лязгом и грохотом. Грейстоун снова был открыт миру.

Кэл присвистнул:

— Можно кого хочешь закрыть — прямо тюрьма строгого режима.

— Или не пустить кого-то внутрь, — пробормотал Дин. — Мне, по правде сказать, такие штуки не слишком-то по душе. Когда живешь в Ржавных Доках, то и дело приходят мысли о прокторских трудлагерях, о холодном металле кандалов и рубцах на спине.

Завороженная своим открытием, я только нетерпеливо отмахнулась:

— Весь дом — один гигантский механизм, связанный воедино этими часами, и отсюда можно управлять им, как пожелаешь.

Сконструировать подобный дом — о таком, наверное, мечтал бы любой студент Школы Механизмов. Задача собрать всю структуру воедино, откалибровать и подстроить, чтобы работала без сучка, без задоринки, потом еще синхронизировать с центральным узлом — часами — и панелью управления… Я разбиралась в механике и не могла не поражаться — сколько же времени и тщания вложил мастер в это сооружение.

Строил дом явно не мой отец — здание выглядело куда более старым, в викторианском стиле, — но он наверняка знал о его начинке, он ведь жил в этом чуде механической науки. Теперь, когда он ушел, только я могла разбудить погруженные в сон железные кости Грейстоуна, научиться управлять ими. Отныне они принадлежали мне и только мне — пока не вернется отец. Если он вообще вернется.

— Ну что? — сказал Кэл. — Надо испытать механизм — посмотреть, на что он способен по-настоящему. В смысле, нам же нужно подумать о безопасности. — Глаза у него горели, пальцы подергивались — ему, как и мне, явно не терпелось добраться до панели управления.

— Конечно-конечно, — с легкой улыбкой отозвалась я. — Давай так — ты останешься здесь и будешь пробовать все переключатели, а мы с Дином пойдем посмотрим, что да как, хорошо?

Теперь, когда Кэл заполучил в руки такую игрушку, о возвращении в Лавкрафт не могло быть и речи. Пусть его забавляется — а я покажу, что не сержусь за вчерашнее.

При упоминании Дина у Кэла дернулся мускул на щеке, но этим дело и ограничилось.

— Поаккуратнее с ловушками, — только и сказал он. — Позиция блокировки есть у каждого переключателя.

— Аойфе в надежных руках, — отозвался Дин, беря меня под локоть и ведя к выходу.

Я освободилась:

— Ни в чьих я не руках.

Дин на мгновение напрягся, но тут же оправился.

— Виноват. — Он склонил голову.

— Я не… — Я остановилась, не желая поставить себя в еще более дурацкое положение. Я сторонилась Дина не потому, что он был мне неприятен. Скорее опасен, как пламя эфира — яркое, притягивающее, но и горячее, способное обжечь. Мне нужно отыскать Конрада, вытащить его из беды и вернуться домой, а не забивать себе из-за какого-то парня голову мыслями и несбыточными мечтами о том, что могло бы быть, не сходи я с ума, родись я в другой, нормальной семье. И неважно, насколько сильно мне хотелось узнать, чем он отличается от остальных. Хотелось. Но пусть этим все и ограничится.

— Эй, — окликнул меня Дин, стоя на пороге малой гостиной. — Может, теперь удастся заставить радио работать?

Он указал на старомодный агрегат с трубками рубиново-красного и изумрудно-зеленого стекла, внутри которых лениво струился газ.