Забившись в темный угол в блиндаже Кроагера, подтянув колени к подбородку, закрыв уши руками, Ларана Уториан безостановочно раскачивалась взад и вперед. По подбородку из прокушенной губы стекала тонкой струйкой кровь; ее тело из-за постоянного недоедания было истощено до предела. Лицо осунулось и пожелтело, под потрепанными обносками, когда-то бывшими шинелью, грязная кожа натянулась над выпирающими ребрами.
Доспех Кроагера, заляпанный кровью, вновь занял свое место на стойке.
На земле перед ней лежала латная рукавица: пальцы сжаты в кулак, суставные сочленения забиты высохшей кровью. Костяной нож, которым она обычно пользовалась для чистки доспеха, лежал на рукавице, лезвие его покрылось зазубринами и покраснело.
Ларана дышала прерывисто, учащенно. Она снова услышала голос.
– Кто ты? – хрипло, еле слышно прошептала она. Ответа не было, и на мгновение ей показалось, что шипящий голос, говоривший с ней, существовал только в ее воображении.
Она уже была готова истерически рассмеяться, но тут голос заговорил опять:
Я – все, что тебе нужно, человечек. Я чую твою ненависть, и у нее изысканный вкус.
Голос, казалось, доносился со всех сторон сразу, вкрадчиво проникал в голову и принадлежал, скорее, существу мертвому, чем живому; страшный голос, хриплый шелест, в котором в чудовищном единстве переплелись слова нескольких говорящих.
Ларана захныкала от страха. Взглянув на доспех Кроагера, она заметила бледное свечение, зарождавшееся за визором шлема. Глаза, которые видели ее насквозь, проникали через кожу, кости, внутренние органы – в самую ее душу.
От этого насильственного проникновения в самую ее суть Ларану охватил ужас.
Она крепко зажмурилась и заплакала, но ощущение чужеродного присутствия не отступало, а, напротив, все глубже проникало в ее разум, вскрывая самые тайные, самые темные уголки ее души.
А затем это отвратительное исследование прекратилось – так же внезапно, как и началось.
Да, маленькая Ларана, ты готова. Ненависть внутри тебя плодородна и изобретательна. Ты станешь моим лучшим творением...
– Перестань говорить со мной! – завопила она, колотя кулаками по голове. – Что тебе нужно?
Я хочу унять твою боль – если ты мне позволишь. Я могу вернуть тебе силу.
Ларана открыла глаза, теперь блестевшие от надежды в не меньшей степени, чем от страха.
– Но как? Почему?
Кроагер мне больше не нужен. Он опустился до банальной резни, и это меня уже не развлекает. Но ты... О, сколько в тебе ненависти! Пока ее огонь лишь тлеет, но я вижу, что когда-нибудь она станет пылающей бездной. Пройдет вечность, прежде чем ты надоешь мне, Ларана.
Взгляд ее почти против воли вернулся к рукавице, лежавшей на пыльном полу блиндажа; словно почувствовав это, пальцы латной рукавицы медленно разжались, раскрывая ладонь ей навстречу.
Давай же! Каждая пора твоей кожи сочится ненавистью, я это чувствую. Вместе мы нанесем ответный удар! Он ведь настоящий мясник и заслуживает смерти. Я помогу тебе убить его. Разве не этого ты хочешь больше всего на свете?
– Да! – зарычала Ларана, подняла тяжелую рукавицу и надела ее на руку.
Кастелян Леонид оперся локтями на парапет куртины и, подавив усталый зевок, с гордостью посмотрел на людей, работавших на стенах двух передовых бастионов. |