Изменить размер шрифта - +
Из динамиков вокс-сети слышались крики гибнущих людей, и Цицерин чувствовал, как его вновь охватывает ужас, жгучий и удушливый. Дрожь в руках невозможно было унять, а ноги отказывались повиноваться. Он умрет. Логические стеки в его технически усовершенствованном мозгу предсказывали единственный возможный исход, и им было все равно, насколько горячо он молился.

     Весь персонал контрольного пункта сбился в тесную, дрожащую группу в дальнем конце комнаты; люди держались друг за друга, чувствуя приближение смерти. Особняком стоял только Ковал Перонус: вооружившись двумя лазпистолетами, он нацелил их на дверь. Цицерин не питал никаких иллюзий насчет прочности двери и был до глубины души поражен решимостью, читавшейся в лице его подчиненного.

     Внезапно оглушительные крики и рокот битвы внизу стихли, и Цицерин понял, что все имперские солдаты мертвы. Странно: совсем недавно он мнил себя в полной безопасности, и вот в один миг эта уверенность обратилась в ничто. На лбу Перонуса выступили капли пота, под скулами заходили желваки, а руки едва заметно дрожали. Несмотря на страх, этот человек решил не отступать, даже зная, что победа невозможна. Цицерину не нужно было быть военным, чтобы распознать в нем истинное мужество.

     Цицерин заставил свое не желающее слушаться тело подняться и встал рядом с Перонусом. Может быть, ему и предстоит вскоре погибнуть, но, как адепт Бога Машин, он погибнет стоя, не склонившись перед врагом. Заметив рядом с собой Цицерина, Ковал еле заметно улыбнулся, коротким кивком выразив благодарность начальнику за поддержку.

     Он протянул один из пистолетов Цицерину:

     – Вы когда-нибудь стреляли из такого по настоящему противнику?

     Цицерин покачал головой.

     – Я пятьдесят лет контролировал производство на оружейном заводе на Грифоне-5, но ни разу не опробовал их продукцию в деле.

     Горло неожиданно пересохло. Это было самое длинное предложение из всех, что он когда-либо говорил своим подчиненным.

     – Ничего сложного. Просто наводите на цель и жмете на спусковой крючок, – объяснил Перонус. – Я поставил мощность выстрела на максимум – так у нас хотя бы будет шанс ранить одного из этих еретиков. Три, в лучшем случае четыре выстрела. Не позволяйте им пропасть впустую.

     Цицерин кивнул, слишком напуганный, чтобы говорить. Пистолет оказался тяжелым – смертоносно тяжелым. Пусть приходят, подумал он. Пусть враг придет и обнаружит, что адепт Этольф Цицерин готов к встрече.

 

     Пригнувшись, Кроагер ждал в конце коридора, ведущего к пункту управления, пока двое Железных Воинов размещали по центру двери мельта-заряды направленного действия. Обернувшись, они кивком предупредили командира и отступили в укрытие, активировав таймеры. Через мгновение заряды взорвались вспышкой ослепительно белого света.

     По ту сторону ничто не двигалось: ни выстрела, ни брошенной гранаты, ни смельчака, решившего погибнуть, сохранив хотя бы остатки чести. Лишившись возможности добиться славы в честном бою, Кроагер в ярости проломил себе путь сквозь тлеющие обломки двери, снеся при этом и часть стены.

     Сквозь клубы дыма он разглядел фигуры двух человек с пистолетами в дрожащих руках. Вот, возможно, и враг, достойный его клинка. Кроагер оскалился, почуяв их страх.

     Но радость его была недолгой. Оба оказались гражданскими, один – техник с тонзурой на макушке, другой – из когорты еретических жрецов машины.

     Что же они могли противопоставить ему, до чего не додумались сотни убитых им ранее? Человек в одеждах служителя машины выкрикнул что-то и выстрелил, но попал лишь в стену рядом с Кроагером.

Быстрый переход