Изменить размер шрифта - +
Да только… ничего я им не поведал. Счел недостойными, самочинно даром распорядился. Все думал, что пришлет Нимоа Того Самого, да не сейчас, попозже, поближе к концу моему. Но наказал меня Нимоа: годы шли, а никого так и не было. А теперь уж я так близко, ближе некуда… Силы на исходе, совсем покидают, — он вздохнул, а может, и всхлипнул. — Уж как я ждал тебя! Как ждал!

Ветер хмыкнул. Неужели старик забыл, с кем говорит?

— И что, я похож на того самого? Ну, достойного? — поддел он, не удержавшись.

— О! — Бран закатил глаза. — Темны для нас, смертных, намеренья Нимоа и неясны пути его. Наша встреча — это знак!

Ветер решил промолчать. Тем более что все это не очень–то походило на сумасшествие. Интересно, что старик дальше скажет. А тот продолжал:

— Ведь это Нимоа задержал меня до самой ночи! Это он послал тех разбойников, что лишили меня провожатых! Заставил прочь бежать, не разбирая дороги, пока не завел меня в те ужасные, темные, грязные кварталы, из которых я выхода не мог найти… и все кружил, кружил. Пока не понял, что совсем заблудился. Это Нимоа сделал так, чтобы в тот поздний час я встретил тебя.

— Скажи спасибо, что не встретил Каракуля — Торопыгу или Сухого. Они там обычно и ошиваются, — не удержался Ветер, уже смекая, какой силой Брана затащило в Леды.

— Вот–вот, — подхватил старик. — Выходит, не их, а тебя встретил. Но так и не уразумел знаменья. И снова испугался. Думал, уж теперь конец, убьет меня злодей, не пощадит. Страх сжал когтями мое слабое больное сердце… Да только смягчил тебя не иначе как сам Нимоа. Не могу я себе представить такого разбойника, чтобы меня до самого дома тащил. Да еще в то время, когда на охоту выходят двары.

— Ну, во–первых, я разбоем не промышляю. Мое нынешнее ремесло — всего лишь воровство. И тебя я убивать не стал бы… пригрозил маленько, и только. А ты вон как перекинулся…

Ветер скрипнул зубами, не понимая, с чего это его понесло в такие опасные откровения. А ну как вспомнит старик вчерашнее и опять откинется? Или еще лучше — по новой разобидится и сдаст гостя туда, куда давно уже должен был спровадить.

— И, во–вторых, не было дваров. Успел я до восхода Линна, — добавил он.

Бран только глазами повел.

— Это Нимоа!

— Ну, и зачем тебе тогда моя родословная? — опять поддел его Ветер. — Хорошо, скажу я, кто таков, откуда, куда направляюсь — и решишь ты, что не тот я. Как те двое. И дальше что? Пойдешь снова по Ледам бродить, искать своего избранного? Надеюсь, встретишь там Каракуля или еще кого–нибудь, подостойнее. Тогда и сравнишь.

Он фыркнул. Однако шуткой своей Ветер явно сбил Брана с толку, и тот с тревогой глазел на гостя. Нетрудно было угадать, о чем он думал. И правда, что же дальше, если Ветер и правда не тот? Тягучее вязкое молчание тянулось и тянулось, и гость уже посетовал на свой длинный язык, в очередной раз примериваясь к тому, как бы получше улизнуть от настырного «благодетеля».

— Погоди, — наконец отозвался старик. — А ведь ты прав. Я должен верить Нимоа. Я должен открыть тебе тайну.

Будущий избранный весь превратился в слух. А вдруг? Как он там сказал? Величайшее сокровище?

— Что ты знаешь о Слезах Нимоа?

— О слезах? — удивился Ветер.

— О Слезах Нимоа, которые стали бесценными Жемчужинами.

Небрежно, без выражения, Ветер по памяти повторил хорошо знакомые строки бессмертного Стэвира.

— «День Ниаканн», — добавил он. — Или, как его еще называют, «Легенда о Жемчужинах» Стэвира.

Быстрый переход