— Мама, уходи, пожалуйста. То, что случилось, касается только меня и Мейкписа. Я не хочу, чтобы ты вмешивалась.

Услышав эти слова, Анна поняла, что Джулия уже не изменит своего решения, и ушла прочь.

Гости расходились. Мейкпис вернулся в Королевскую гостиную, сел и обнял голову руками, думая о том, какой вред принесла падчерица его доброму имени и репутации нового владельца Сазерлея, которую он так тщательно создавал в течение последних месяцев. Она не просто продемонстрировала свой роялизм и нетерпимость к отчиму, но прозрачно намекнула на то, что в свое время он был в числе тех, кто подписал смертный приговор Карлу I.

Хотя все его знакомые знали о деятельности Уокера в парламенте и той карьере, которую он сделал в армии, что и дало ему право подписаться под смертным приговором, Мейкпис умудрился скрыть этот факт от Анны, не желая портить с ней отношений. Он полагал, что и Джулия ничего не знает, в противном случае она обязательно высказала бы ему свое мнение по этому поводу. Он не раскаивался в своем поступке и подписал бы смертные приговоры трем сыновьям казненного тирана, если бы ему представилась такая возможность. Но местное дворянство придерживалось умеренных политических взглядов. Как бы ни поддерживали они парламент и республику, их совесть тревожило то обстоятельство, что ради торжества нового режима пришлось принести в жертву самого короля. Негодование, проявленное гостями в сегодняшний вечер, указывало на эту тревогу. Вполне вероятно, что некоторые из них больше никогда не появятся в его доме.

Он откинулся в кресле. Его грудь вздымалась от волнения. Он должен пережить этот неприятный вечер. Завтра он придумает какое-нибудь наказание для Джулии и напомнит ей о своем предостережении. Взяв себя в руки, Мейкпис пошел наверх.

Когда он, одетый лишь в ночную рубашку, вошел в комнату Анны, она окинула его тревожным взглядом. Она уже знала от своей знакомой в Чичестере, чьи родственники заседали в парламенте, что новый хозяин Сазерлея — это тот самый Мейкпис Уокер, чье имя стоит в пресловутом смертном приговоре. Она вспомнила, какое отвращение тогда возникло у нее к этому человеку. Анна просто не знала, как ей жить с ним дальше. Но вскоре до нее дошло, что другого выхода нет. Ей нельзя покидать Сазерлей, ради своего сына и других членов семьи она должна сохранить усадьбу. Таким образом, Анна постаралась забыть об этом во имя спасения близких. Теперь же ей вновь напомнили об ужасном прошлом ее мужа. Она должна была опять мобилизовать все свои силы, чтобы пережить это. Стараясь говорить спокойно, она обратилась к Мейкпису:

— Я понимаю, что слова Джулии, должно быть, расстроили тебя. Я знала о том, что твоя подпись есть в этом приговоре. Прошу, не наказывай ее. Умоляю тебя! Ты должен понять, что она пережила большое потрясение, увидев в доме Уоррендера.

Он лег в постель рядом с женой.

— Ты обвиняешь сына в том, что сделал его отец?

— Конечно же нет! Просто вид этого человека вызвал у нас болезненные воспоминания. Все было бы иначе, если бы ты представил его нам.

— Если бы вы не опоздали, мадам, — отвечал он с горечью в голосе, — я, наверное, сделал бы это.

— Пожалуйста, перестань упрекать меня! — воскликнула она. — Я больше не могу терпеть этого.

— Я не собирался упрекать тебя ни в чем в такое позднее время суток, — он обнял ее за плечи и прижался к ней, заглядывая в глаза. — У тебя весьма своенравная дочь. Пора мне уже иметь сына, который служил бы утешением. Не думай, что я не знаю о том, как ты ухитряешься не впускать мое семя в свое чрево. Больше тебе не удастся обмануть меня. Тут, конечно, мой грех, ибо я до такой степени желал твоей прекрасной плоти, что не хотел делать тебя беременной. Но теперь пришла пора тебе исполнить свой долг и родить мне наследника.