|
Неподалеку виднелась куча золы. Раскопав ее, он по сохранившимся металлическим пуговицам определил, что здесь, вероятно, была сожжена старая одежда. Она вряд ли принадлежала экономной мисс Эллен.
Пройдя на железнодорожную насыпь, он увидел на ней капли крови. В насыпи было углубление, явно сделанное падающим телом. Еще раз ему попалась старая кепка для гольфа. Он осмотрел ее. Она явно была ему знакома, он уже видел ее, но на ком? Таких кепок тысячи…
Вернувшись в гостиную, Робин увидел Октобер, заснувшую над книгой, и сел напротив.
Она была хороша, очень хороша. Длинные ресницы, бросавшие тень на щеки, были темнее, чем золотистая копна ее волос. Его тяжелый вздох разбудил девушку.
— Я спала? Долго вы сидите здесь? Я храпела?
— Вы никогда не храпите…
Они помолчали с минуту.
— Я виноват перед вами, Октобер, и должен просить прощения, — голос Робина был совершенно серьезным.
— За что?
— Я считал вас до сих пор просто взбалмошной девушкой, и эта ошибка тяготит меня. Мне казалось, что ваше согласие выйти за меня замуж было просто дикой прихотью…
— Простите, но ведь вы приняли предложение!..
— Я?..
— Конечно, вы согласились и… извинились. Знаете, если бы не ваше «простите», то этого не было бы. Но вы просили прощение за свое невменяемое состояние, и я решилась. Правда, в моем характере есть много такого, что противоречит женской натуре. В Фор-Бич я курила, к ужасу Эльмеров обливалась по утрам холодной водой, а главное, не терпела подчинения кому-либо. Когда вы сказали «Простите», я решилась на безумный шаг стать женой бродяги, но решилась сознательно. Ну, какого вы мнения обо мне теперь?
Лукавое кокетство чуть сквозило в ее вопросе, но Робин не почуял ловушки.
— Я постараюсь прямо высказать свое мнение. Вы — единственная в своем роде…
— О, все женщины таковы!
— Пожалуйста, не перебивайте! Вы многообразны, вы оригинальны… Вы практичны и хорошо воспитаны. Ваша особенность — врожденный жизненный опыт.
— Я чувствую себя жалкой обманщицей.
— И я никогда не решился бы… поцеловать вас. Всякое подобное желание я подавил бы сразу… Если бы вы разрешили это, я не знал бы, как ответить, но отказ разбил бы мое сердце…
Октобер не отрывала глаз от его лица.
— Ваши усы мне не нравятся…
— Вот еще причина, не позволяющая мне вас поцеловать.
Она покраснела.
— Я вовсе об этом не думала… Нет, думала!.. Поздно лгать теперь. Но эти усы… точно у итальянского банкира…
— Привет, дружище! Ты хочешь попасть на товарный поезд, — прозвучал надтреснутый голос.
Робин вскочил на ноги. В дверях стоял маленький человек, закутанный в женский линялый капот. Голова его была забинтована. Бледное лицо уставилось на Робина.
— Собирайтесь, пойдем сегодня в Трою… Там можно здорово поживиться.
Это был бродяга Болди. В его глазах светилось безумие. Он зашатался. Робин едва успел подхватить его тщедушное тело.
— Эй! — глядя пристально в лицо Робина, тихо продолжал старик. — Меня сбросили, а поезд шел со скоростью сорок… Он пихнул меня…
Голова его упала. Октобер удивленно смотрела на Робина. Она ничего не понимала.
— Он хотел проехать на поезде, а кондуктор сбросил его, — пояснил он и тихо добавил. — Теперь мне понятно, откуда взялась кровь.
Робин положил старика на диван. Тот слабо улыбнулся:
— Прошу прощения, сэр, я вас утруждаю. |