В последний месяц я часто думал, как лучше разобраться со всеми этими неприятностями. Просто ужасно, что она так сильно смутилась, что не осмеливается показываться в школе. Она явно избегает меня. Это, конечно, лучше, чем если бы она пожаловалась в Совет попечителей на мое недостойное поведение, но меня это не слишком утешает. По крайней мере, если бы она пожаловалась, это дало бы мне возможность как-то приблизиться к ней.

Я обратил внимание на Роуз задолго до того, как Джон начал свою кампанию по поиску спутницы для меня. Как только мальчики поступили в школу, меня сразу привлекли ее жизнерадостность и желание всем помочь. Мне нравилось, как она исполняла свои материнские обязанности. Ее подход к воспитанию немного старомодный, но не слишком консервативный. Дети явно обожают ее. Она пользуется любовью среди других мам, да и учителей тоже, так как, в какие бы школьные комитеты ее ни включали, она умудряется сохранять благоразумие и оказывать большую помощь, не проявляя при этом излишней напористости или властности.

Прошлым летом во время спортивного праздника я начал осознавать, что мой интерес к Роуз вышел за рамки платонического. Поймал себя на том, что постоянно поворачиваю голову и ищу ее глазами при первом удобном случае. Я почувствовал в груди настоящий укол разочарования, когда она не победила в забеге матерей, и что-то шевельнулось несколько ниже, когда она повалилась на траву, смеясь и пытаясь отдышаться после утомительного забега.

Я стал ловить себя на том, что задерживаюсь у школьных ворот в надежде обменяться с нею парой слов. Я всегда испытывал приятное волнение, когда встречался с ней на собраниях родительской ассоциации, и всегда ждал этих собраний со значительно большим нетерпением, чем вечерних прогулок по пабам и барам с Джоном.

Меня приводит в ужас мысль о том, что на свадьбе я переступил дозволенную границу и разрушил нашу дружбу. Я весь месяц провел в сожалениях о том, что не оставил все как есть. Быть для нее просто другом лучше, чем вообще потерять ее. Но когда она села рядом со мной во время рождественской пьесы, я снова стая размышлять. У меня появилась надежда.

После окончания пьесы ко мне подошла миссис Бейкер. Я принял от нее поздравления по поводу спектакля, наряду с поздравлениями от других мам.

— Вы пригласите Роуз на рождественскую вечеринку в пятницу? — спросила она меня.

— Я? Ну… Нет. Я не планировал приглашать ее, — пробормотал я, чувствуя себя обиженным тем, что она подняла эту тему прилюдно. — Не думаю, что Роуз это понравилось бы, — признался я.

— Роуз порой сама не знает, что ей нужно, — с легким раздражением произнесла миссис Бейкер. — Наш общий друг Джон сказал мне, что она бросила вас во время свадьбы. Это правда?

Я почувствовал, что вспыхнул, но заставил себя кивнуть.

— Он сказал, что вы очень расстроены. Это так? — допытывалась она.

Молодец Джон, настоящий друг! Я снова кивнул.

— Я не знаю почему, но вы единственный мужчина, к которому она проявила какой-то интерес за последние шесть лет, — заявила миссис Бейкер. — Робким сердцам никогда не завоевать прекрасных дев и все такое прочее. Я посоветовала бы вам пригласить ее еще раз.

— Правда?

— Да, и не только потому, что мы с Джоном полны решимости сосватать вас.