— Что-то вспомнили? — спрашивает Лев. — Или и вспоминать не надо?

— У вас сигареты есть? — говорю я и зябко передергиваю плечами.

— Не курю, — признается Лева, и я неожиданно выплескиваю:

— Какой нынче бандит пошел…

— Какой? — интересуется бандит.

— Некурящий, — бормочу я.

— А почему «бандит»? — удивляется сосед.

— А вы кто? — в тон спрашиваю я.

— Учитель физкультуры.

Известие о преднамеренном наезде грузовика произвело на меня меньшее впечатление, чем эти слова.

— Кто, кто?!

— Учитель физкультуры, — повторяет он.

И я начинаю хохотать. Истерически взвизгивая и утирая слезы кулаком. Не могу остановиться, и Людвиг поддерживает меня из-за спины звонким лаем.

Какофония. Собака и женщина в истерике.

Лев задумчиво смотрит на нас. Видимо, решает, кого огреть первым: оплеуха — лучшее средство от нервов. На какой-то момент его ладонь повисает у моего лица, но бдительный Людвиг стальной пружиной взвивается под потолок… И ладонь испуганно прячется за руль. У нас не забалуешь.

Манипуляции с ладонью не остаются незамеченными, и меня корчит в новом приступе смеха. Бывший бандит матерится сквозь зубы и вылезает из джипа.

Хохот плавно переходит в рыдания, и через пять минут я захожусь так, что в нашу сторону начинает подозрительно поглядывать мент у грузовика. Он бродит в кустах, облитых закатным золотом, рядом с ним снуют несколько мальчишек из соседних домов и вездесущая, неугомонная старушка, пришедшая полюбоваться на орудие преступления.

Лева усаживается за руль, срывает машину с места, и мы мчимся прочь. Я плачу, Людоед лает, поездка обещает быть веселой.

— Вам надо выпить, — говорит Лев и останавливается у уличного кафе.

— В таком виде? — этот мой собственный вопрос возвращает меня к хохоту, и Лева произносит более уверенно:

— Вам обязательно надо чего-нибудь выпить…

— Поехали домой, — икая и хохоча, говорю я, — я переоденусь.

Белая майка и бежевые бриджи похожи на пижаму психбольного, угодившего в канализацию. Людоед провез меня по асфальту не менее трех метров.

Лева включает радио, и под мелодию из «Титаника» мы мчимся домой. Я уже только икаю, Люда только сопит, Лев хмурится и ругает водителей маршрутных такси.

Поездка запоминается отрывочно. Четкие воспоминания выглядят, лишь как квадратная морда грузовика… дальше фрагменты, провалы и что-то страшное, обернутое в истерический хохот. Собственное присутствие воспринимается с позиции зрителя в кинотеатре. Я вижу Леву, спиной чувствую Людвига. Себя, невероятно грязную, вижу как бы со стороны. Все бред и истертая лента черно-белого фильма. Фантасмагория. Невероятные приключения банковского клерка в трущобах каменного города.

Но страх не лишает меня разума окончательно.

— Лев, остановите, пожалуйста, у булочной, — говорю я и, дотянувшись до Людвига, пристегиваю его к ошейнику.

На правой руке багровеет след от поводка, оставленный рывком Людвига под грузовик. Или из-под грузовика? Не знаю, не помню, не видела. И свидетелей практически нет. Только предположения, основывающиеся на нитяных перчатках, трезвой, неспешной походке водителя и отсутствии тормозного пути.

Где правда?

На лавочке у дома сидят Таня Леонидовна, Ираида Яковлевна и ее худой кот. Соседки скучают и собираются разойтись по постелям, но лень встать. Вечерняя прохлада овевает старушек не хуже модных в этом сезоне вееров, бабульки даже не судачат.

Явление Серафимы Мухиной, измазанной до изумления, вызывает всплеск эмоций:

— ???

— Людвиг побежал за кошкой, я споткнулась о канализационный люк… видите? — И я предъявляю невестам багровую полосу на запястье.