Лондонский Тауэр II

По Лондонскому Сити снова расползалась чума. Она пришла из тесных закоулков трущоб, разбросанных вдоль берега реки. Мужчины, женщины, дети лежали по обочинам дорог, стонущие, просящие о помощи, которую никто не осмеливался им оказать. Из переулков с их сточными канавами, заполненными помоями, зловоние которых усиливалось жарким воздухом, чума распространилась на главные улицы города. Грязный Флит, словно оживший от мух, кормившихся на отбросах, спускаемых в эту реку мясниками и кожевниками, разнес ее дальше, и весь город застонал от несущего смерть захватчика, неизменно вторгавшегося на его улицы каждые несколько лет.

Двор переехал в Виндзор, и в этом огромном замке незаметно нарастало напряжение. Приступы лихорадки у короля стали более частыми. Люди спрашивали друг друга: «Долго ли он еще протянет?»

Чувства Джейн к человеку, которого она любила столь страстно, странным образом смешались. Было грустно смотреть, как он, раньше затмевавший всех своим великолепием, стал таким толстым, что едва мог свободно передвигаться. Эдуард был баловнем судьбы; природа наделила его редкими качествами, которые должны были сделать его великим. Но что за злая фея дала ему эту чрезмерную любовь к удовольствиям, это потакание своим желаниям, которые разрослись до таких размеров, что задушили все его добродетели?! Видеть его сейчас не по возрасту постаревшим, жалко пытающимся вновь обрести мужественность, столь безрассудно растраченную им, было ужасно больно.

Он очень изменился после смерти своего брата Георга, который, как говорили, утонул в бочке с мальвазией, но Джейн, бодрствовавшая рядом с королем в ночь смерти Георга, не могла поверить в то, что это был несчастный случай. Она знала, что каждый раз, когда упоминалось имя герцога, король вздрагивал и его налитые кровью глаза смотрели сквозь собеседника, словно он думал, что сможет увидеть нечто скрытое от других. Джейн считала, что Эдуард приказал убить брата.

«Я всегда буду любить тебя», – пылко уверяла она когда-то красавца-купца в доме Мэри Блейг. Тогда она свято верила в это, но человек, которого она любила, был так непохож на сегодняшнего Эдуарда. Обаятельный, остроумный донжуан стал братоубийцей; красивый, неотразимый мужчина превратился в вызывающего отвращение распутника.

В смятении Джейн блуждала по парку среди величавых дубов и широко раскинувших ветви буков. Она ходила по широким аллеям, наслаждаясь одним из прекраснейших видов в Европе, взбиралась на башню Эдуарда III и смотрела на утопающие в зелени, ласкающие взгляд окрестности, которые пересекала поблескивающая на солнце река. Все это время она пыталась подавить в себе дикую и неистовую страсть к человеку, пленившему ее так же, как некогда король.

Теперь она много думала и о Гастингсе. Ей доставляли удовольствие встречи с ним, доставляло удовольствие оскорблять его, столь велика была ее ненависть к нему. Она не сознавала, что думала о нем больше, чем обычно, и что если ее мысли не были заняты Дорсетом, их заполнял Гастингс.

Однажды ветреным мартовским днем, когда Джейн гуляла во внутреннем парке, Дорсет увидел ее из окна и поспешил выйти к ней. Она заметила, что он приближается, и прислонилась к стволу древнего дуба, ибо при виде его всегда приходила в волнение.

Он схватил ее руки и поцеловал их.

– Джейн, – сказал он, – ты, наверное, колдунья, ибо, клянусь, на мартовском ветру ты выглядишь прекраснее, чем на любом придворном балу.

Джейн прекрасно знала себя, знала, что легко поддается соблазну, а жизнь с Эдуардом научила ее испытывать постоянную потребность в физической любви. Дорсет в своем великолепном одеянии напоминал Эдуарда поры их первых свиданий.

Он улыбнулся, чувствуя, какое впечатление произвел на Джейн.