– Не пили больше?

– Пили, – грустно кивнул Баулин. – Взяли бутылку и еще маленькую, пришли во двор и с соседями выпили.

– На чьи деньги купили водку?

– На их. То есть на мои.

– Так на их или на ваши?

– Я и говорю: на мои. Одолжил я у них пятерку, а то неудобно было все время на их…

– А деньги отдали?

– Не, пока не отдавал. Получки у меня еще не было.

– А деньги за жилье вы с ребят этих брали?

– Зачем? – обиженно приподнялся Баулин. – Я ведь их не из корысти пустил, а так, по доброте душевной.

«Убила бы я тебя за доброту твою душевную, алкоголик несчастный», – подумала я со злостью и сказала:

– Ну, добрались мы наконец до двадцатого июня. Что было в этот день?

– Вчера, значит? Да-да… Зашел я к себе, ну, договорились с ребятами.

– О чем?

– О чем, о чем… Выпить. Купили портвею две бутылочки, зашли к Кольке Гусеву, выпили. Потом скинулись, еще две бутылочки красненького взяли. У меня в комнате и выпили. Потом я собрал пустые бутылки, пошел в магазин, сдал их и сообразил на троих. Потом еще с кем-то выпил, а потом домой ушел – спать. А ребятчек, как ушел часов в восемь, так более не видел.

В углу, под стулом, валялся грязный рюкзак. Я спросила Баулина:

– Это чей мешок?

Он долго смотрел на него, будто припоминая что-то, потом важно сказал:

– Не мой. Чей – не знаю, врать не буду, но не мой. Это точно.

– Может быть, это ребята оставили рюкзак?

– Ребятчки? А че? А че? Может. Может, и ребятчки оставили…

Я достала из-под стула рюкзак, отстегнула ремешок. В мешке лежали грязная рубаха, майка, газета из города Паневежиса за 16 июня и фотоаппарат «Зоркий». Вошел Саша, который рядом в комнате допрашивал Гусева, соседа и собутыльника Баулина.

– Саша, по-видимому, фотоаппарат принадлежит этим парням. Его надо как можно быстрее отправить в НТО и проявить пленку. На ней могут оказаться самые неожиданные и весьма полезные нам кадры.

Оперативник кивнул:

– Допускаю. Кстати, я связался с пятым таксопарком. Машина 52–51 из рейса не возвращалась.

– Слушайте, Саша, у меня есть идея. Пока суд да дело, поезжайте на Петровку, тридцать восемь, и свяжитесь с Министерством внутренних дел Литвы. Надо выявить через уголовный розыск, нет ли сведений об исчезновении двух парней шестнадцати-семнадцати лет. Предположительнее всего – из Паневежиса…

В совершении убийства подозреваются приезжие из города Паневежиса Литовской ССР по имени Альбинас и Владимир, в возрасте 17–18 лет.

…Принять меры к обнаружению автомашины и задержанию преступников. Розыск ведет 33-е отделение милиции города Москвы…»

Так, значит, мы едем в сторону Горького. Эта стрелка указывает объезд вокруг Владимира в направлении Горького. Ну что ж, во Владимире нам делать нечего. Надо ехать дальше. Надо вообще как можно дальше уехать от Москвы, пока нас не хватились.

– Бензин скоро кончится, – сказал я. – Надо где-нибудь заправиться. А не то сядем на дороге куковать.

– А на какие шиши заправляться будем? Ни одной монеты нет, – сказал Володька. – Хорошо бы, кто проголосовал.

– Ночь еще, рано. Пешеходы двинутся через час-другой. Нам на столько езды бензина не хватит.

– Знаешь что, – сказал Володька, – давай съедем куда-нибудь в лес и часа два поспим.