– Нет, – покачал Альбинка головой. – Я его убил.
И от этих слов я как проснулся.
– Бежим! – Открыл дверь, чтобы припустить изо всех сил. Но Альбинка по-прежнему сидел в такси, разыскивая что-то на полу.
– Ну что ты ковыряешься, гад!
– Нож, нож потерял. – Потом тоже выскочил из машины, и мы одновременно оглянулись назад, в сторону перекрестка. Таксиста на мостовой не было. Но почти сразу же из-за угла донесся этот страшный хриплый крик. Нет, он не убил его.
Мы побежали мимо нашего подъезда вниз по улице, в сторону новых домов. Крик постепенно затухал где-то там, далеко сзади, и тишина ленивыми волнами вновь смыкалась над сонной улицей. Только топот Альбинкиных башмаков и его шумное дыхание гудели на пустом тротуаре.
– Тише… – на бегу бросил я через плечо.
– Не могу – дыхания не хватает.
Я оглянулся и увидел, что он бежит с ножом в левой руке.
– С ума сошел! Нож спрячь!
Мы разом перепрыгнули через невысокий забор вокруг строящегося дома и, тяжело дыша, присели на бетонную плиту. Надо было немедленно решать, что делать дальше…
– Ну что? – спросил Володька. И в этом коротком вопросе мне почудилось, что он хочет дать понять, будто мы уже сами по себе. Он со своими делами сам по себе, а я – сам по себе. Но я сделал вид, что ничего не заметил и вообще, мол, это меня не касается, безразлично мне, мол, это.
– Уходить отсюда надо. Пока еще тихо, – сказал я.
– А если там уже ментов полно?
– Да ты что? Откуда?
– От верблюда! От его крика небось весь район проснулся…
– Вещи все равно надо забрать. Идем, пока не поздно. – И, не дожидаясь его ответа, пошел вдоль забора к выходу со стройплощадки. Трудное было мгновение. Я боялся, что Володька не пойдет за мной и я останусь один, совсем один. Сначала было тихо, только камни сыпались у меня из-под ног. Когда я дошел до ворот, я был почти уверен, что Володька остается. Но вот сзади раздались шаги, и сразу на душе стало легче. Володька сказал:
– Слушай, Альбинка, выбросим здесь ножи?
Я покачал головой:
– Ты что? Они еще нам могут понадобиться.
Володька испуганно взглянул на меня. Я положил ему руку на плечо:
– Не бойся. В крайнем случае выкинем их где-нибудь подальше…
Но я и не собирался их выкидывать. Ведь нам надо было как-то жить дальше.
Мы вышли на улицу. Такую же тихую, сонную, спокойную, как и пять минут назад. Будто ничего здесь не произошло, да и произойти ничего не могло. Я подумал, что если бы таксист не закричал, то его бы вообще до утра не хватились. А может быть, и сейчас не хватятся. Глухая улица, здесь с курами спать ложатся.
Такси с зажженными подфарниками стояло по-прежнему против нашего подъезда. Одинокая брошенная машина, совсем ничья. И меня даже удивило, что на улице по-прежнему никого нет. Что нас никто не видел.
Мы вбежали в парадное и поднялись к дверям Баулина. Володька долго шарил в карманах ключ. Наконец нашел и стал отпирать квартиру. Но замок противно скрипел, трясся и не открывался.
– Дай я попробую, – сказал я Володьке. Он зло ощерился:
– Ты что, ловчее меня, что ли? Не видишь, замок сломался?
Он продолжал трясти и дергать замок, но ключ все равно не проворачивался. Табак дело, придется звонить. Я дважды сильно нажал кнопку звонка. По коридору кто-то зашаркал ногами. Мне показалось, будто я слышу стук Володькиного сердца. На лестнице пахло кошками и какой-то гнилью. Я подумал, что очень уж паскудно будет, если все закончится сейчас на этой грязной вонючей лестнице. |