|
– Стеди покачал головой и сплюнул. – Кровь заполняла траки танков, застывала и оставляла пятна на наших штанах. На одни носилки мы клали два трупа. Мне пришлось привязать свои руки к носилкам, потому что я физически не мог тащить другого человека. В ту ночь я прислонился к танку. Позволил усталости согреть меня. Умирал стоя. Смотрел на поле битвы. Мой капитан увидел меня и пригрозил сорвать с меня нашивки, если я не вернусь на поле боя. Я махнул рукой в сторону искалеченных деревьев, туда, где из-под снега торчали ноги убитых и остатки разрушенных укреплений. «Сэр, это не страх. Я больше не боюсь. Но откуда мне начать?» Он понял, прислонился к танку рядом со мной. Хороший человек. Он закурил трубку и сказал: «Стеди, мы не можем помочь мертвым. Так что оставь их Богу». Он вынул трубку и с силой выдохнул дым в небо. Потом махнул рукой в сторону деревьев. «Но… спаси раненых». На другой день я вынес с поля боя его. Прежде чем его закопали, я вынул из кармана его рубашки трубку.
Стеди вынул из-под сутаны трубку, набил и раскурил ее. Он глубоко затянулся, его щеки коснулись пожелтевших зубов, а потом он принялся колечками выпускать дым и гнать их через ряды скамей. Стеди покачал головой. – Я – священник с ножом. И мои сутаны запятнаны. – Он повернул артритные руки, скрюченные, словно старые пни, со старческими пятнами. – Возможно, это мой последний выход на поле боя. – Он немного помолчал. Костлявый палец уперся мне в грудь. – Это будет адски больно, но я предлагаю вырезать твою гангрену. – Вы или Бог? Он улыбнулся, его губы раздвинулись. Глаза были влажными. – Ты хороший католик. Он вытер лицо белым носовым платком. Минуты шли. – Стеди… – Я попытался встретиться с ним взглядом. Покачал головой. Стеди ткнул меня в грудь искривленным артритным пальцем. – Ты все время бежишь, но что ты приобрел? – Свободу. Стеди покачал головой: – У грешников в аду больше свободы, чем у тебя. Старик глубоко вдохнул, щеки прижались к зубам, он кивнул. Мы просидели час. Не разговаривали. Он выдыхал. Я вдыхал. Стеди незачем было говорить, чтобы утешить меня. Концерт его жизни звучал так громко, что я не расслышал бы его, даже если бы Стеди открыл рот. Вдалеке маячило судно для ловли креветок. Стеди помолчал, прижал палец к губам, затем выпрямился, и кровь отлила у него от лица. Он выглядел так, словно в его позвоночник воткнули железный прут. Что бы ни беспокоило его с момента моего приезда, это прорывалось на поверхность. Стеди соединил части. Что-то щелкнуло. Он встал. Заговорил шепотом: – Но, когда зайдет солнце и… – В его голосе зазвучала настойчивость. – Мне нужно, чтобы ты сделал мне одолжение. – Говорите. Священник оглянулся назад, на деревья, поднял обе брови. – Что угодно, только не это. – Я объясню, пока ты будешь вести машину. – Солнце село. Сгустились сумерки. – Возможно, уже слишком поздно. Я собрался запротестовать, но он поднял палец, заставляя замолчать. Его голос был суровым: – Ты мне должен. Я прикусил губу: – Значит… после этого мы будем в расчете? Стеди покачал головой. На его лбу выступил пот. – Ничего подобного. – Стеди пошел быстрее. – У нас, должно быть, немного времени. Мы свернули за угол. – Куда мы едем? – В «Седьмое небо». Я остановился: – Вы говорите о месте за высочайшим забором, который охраняют бывшие «морские котики»? Он кивнул и пошел быстрее. – Но как вы планируете попасть туда? Они хорошо защищают знаменитых богачей, которые там живут. |
