Первые разногласия между ними начались, когда день свадьбы был назначен, гости приглашены и обсуждалось меню на стол, скудное по тем неизобильным временам. Тогда молодожены впервые поссорились — из-за пустяка. Ваня настаивал на селедке с луком, а Липа — на свекле с хреном. И ни один из них не хотел уступать.

Молодые разругались, наговорили друг другу гадостей и разошлись в разные стороны. Но свадьбу все же пришлось сыграть, потому что гости были уже приглашены, угощение настряпано, белое платье сшито, черный пиджак куплен.

Перед самым бракосочетанием новобрачные кое-как помирились, затаив, впрочем, в душе глубокую обиду, которую потом лелеяли всю оставшуюся жизнь. Несмотря на видимость примирения, Ваня втайне от невесты заказал селедку с луком, а Липа, в свою очередь, — свеклу с хреном (тоже тайно).

На свадьбе Ваня углядел свеклу на праздничном столе, а Липа — селедку. И оба помутились лицом. И оба тяжело дышали, насупленно поглядывали друг на друга и отказывались целоваться при криках «горько». А когда настали танцы, Ваня пошел танцевать с лучшей подругой своей жены и во время вальса что-то нашептывал партнерше на ухо, вызывающе глядя на новоприобретенную супругу. Чтобы насолить ему, Липа отправилась танцевать с его лучшим другом. Она прижималась к нему так рьяно, что Ваня, заметив это, твердо решил, когда гости разойдутся, убить обоих, но не убил только потому, что с горя выпил лишку и заснул на кровати, как подрубленный, не дожидаясь законной развязки первой брачной ночи и так и не познав в тот день конечных целей любви.

Гости разошлись, съев и селедку с луком, и свеклу с хреном, не подозревая, какое удивительное влияние оказали эти яства на жизнь новобрачных.

И потекла у них с тех пор веселая жизнь. Если Ваня просил жену сварить компот — она готовила кисель, если он просил кашу — Липа варила суп. В свою очередь, когда супруга просила Ваню вскопать огород — он чинил забор, когда требовала наточить ножи — он с вызовом рубил дрова.

А когда он попросил родить ему сына, она родила дочку. И когда он решил назвать новорожденную именем своей матери, она назвала ее именем своей бабки.

И на любое действие в их семье согласно законам элементарной физики всегда находилось противодействие. На всякую силу — обратно направленная сила. Но то, что хорошо в физике, совсем не радует в семейной жизни, основа которой — компромисс и сотрудничество. И потому их бытование напоминало не уютное болото с застоявшейся водой, зеленой, радующей глаза ряской на зеркальной глади водоема и рогозом по краям чарусы, а, скорее, Ниагарский водопад, реку Замбези и девятый вал в проливе Бурь одновременно.

Если Ваня говорил «черное», Липа говорила «белое». А если он говорил, что борщ недосолен, она утверждала, что, наоборот, пересолен. Если он говорил «сладко», она утверждала, что «горько». И если он замечал, что в избе слишком тепло, то она подкидывала в печку дров, утверждая, что, напротив, нестерпимо холодно. После чего оба лежали всю ночь без сна, не в силах забыться от непереносимого жара и обливаясь потом.

Когда Липа покупала обновку и вертелась перед зеркалом, любуясь собой, Иван нарочно утверждал, что платье идет ей как корове седло и негоже в ее возрасте позориться. Из чего Липа заключала, что новое платье совершенно отлично на ней сидит, и потом носила его не снимая.

И если она любила семейство Скрипилевых, утверждая, что это глубоко порядочные, честные люди, то Иван Филиппович терпеть их не мог, утверждая, что Скрипилевы лгуны и вруны, что хозяин семейства — потенциальный убийца, а его супруга — известная всему городу шалашовка. Растерянные такой полярностью оценок Скрипилевы недоумевали и отказывались навещать супругов. И хотя Иван Филиппович в данном случае был безусловно прав, потому что Скрипилева в конце концов посадили за растрату, это не имело решающего значения для их семейной жизни.