— Булочки, — перевела она.

Внезапно смех ушел из его взгляда.

— Bonbons.

Взгляд Виктории непроизвольно нашел парные объекты их дискуссии.

— Мне нравится вкус конфет.

Она с интересом протянула любопытный пальчик. Яички Габриэля были неровными, жесткими, словно замша.

Чистая, первозданная энергия захлестнула Викторию. И исходила она не от неё.

Виктория медленно подняла руку. Удерживая взгляд Габриэля, она попробовала на вкус кончик своего пальца, намеренно обводя его языком.

— На вкус вы не похожи на маленькие луковки, сэр.

Раньше Виктория никогда не видела во взгляде мужчины такой неприкрытой жажды. Теперь она увидела её — в глазах Габриэля.

— Так каков я на вкус, мадмуазель Чайлдерс? — спросил он охрипшим голосом.

Виктория снова попробовала палец.

— Я бы сказала, что твой вкус похож на …les noix de Габриэль. Орешки Габриэля.

Смех тут же вернулся в его глаза, свет разогнал тьму.

Она немедленно опустила руку. Сдвинутые ступни стояли на полу, груди были горячими и тяжелыми.

— Спасибо.

— За что? — напряженно спросил Габриэль, все его мышцы были натянуты, будто он стремился отразить боль.

— За то, что позволяешь мне быть женщиной.

И не называешь шлюхой, как назвал бы любой другой джентльмен.

Только что Виктория сидела перед Габриэлем, а через мгновенье — оказалась в воздухе. Её окружило скрипение пружин. Она обнаружила, что сидит на упругом матрасе, между ног Габриэля, мускулистые бедра сжимают её бедра.

— Никогда не благодари меня, Виктория, — сурово сказал Габриэль.

Виктория открыла рот, чтобы возразить. Зубцы из слоновой кости прошлись по спутанным кудрям.

Она осторожно ухватилась за твердые, покрытые волосами бедра, вдавливая ногти в мускулистую плоть, чтобы поделиться своей болью. Зубья слоновой кости продолжали расчесывать спутанные кудри.

Виктория не шевелилась, — она пыталась преодолеть неожиданное воспоминание. Мама расчесывала ей волосы.

Но она не хотела думать о матери.

От расставленных ног Габриэля шло тепло.

— Как по-французски называются женские груди? — внезапно спросила она.

— Melons.

— Дыни, — перевела Виктория. — Очень… необычно. Много лучше, чем «печеные яблочки». — Популярное на улицах Лондона название.

Неожиданно глаза наполнились слезам. Больно было потому, что зубчики расчески внезапно наткнулись на небольшой нерасчесанный узелок.

— Miches, — пробормотал Габриэль.

Виктория криво усмехнулась.

— Буханки хлеба.

Важнейший продукт питания.

— Ananas.

— Что? — спросила она, задержав дыхание.

— Ананасы.

Ногти Виктории глубже вонзились в бедра Габриэля, — он не прореагировал.

— Я никогда не пробовала ананаса. Он сладкий?

— Сладкий. — Узелок в волосах распутался под зубцами слоновой кости. — Терпкий. Колючий снаружи. Сочный внутри.

Гувернантка внутри Виктории вновь вылезла наружу.

— Женские груди не колючие.

— Твои соски, Виктория, очень твердые. Они царапают кожу.

Она представила, что же тогда делают ногти. И тотчас же убрала свои.

Расческа легко скользила по всей длине волос. Виктория откинула голову.

— Раньше я чувствовала огонь и волнение между ног, — она смотрела на белый, покрытый эмалью потолок. — Я не знала, что бутон плоти внизу называется клитором, знала только, что прикасаться к себе там неправильно.