Глаза Габриэля оставались сухими.

Ангелы не плачут.

Ее нижняя губа слега подрагивала.

— Мне кажется, что я никогда больше не смогу согреться.

В его силах было согреть ее.

Ощущая дрожь в коленях, Габриэль вошел в ванную.

Взгляд поймал мерцание меди, блеск зеркала.

Стены сомкнулись вокруг него.

Виктория подняла на него взгляд, не ожидая ни тепла, ни утешения.

Не найдя в себе силы смотреть ей в глаза, Габриэль встал позади Виктории.

Она не осуждала его за то, что он был шлюхой. За ту опасность, в которую вверг ее. За плотское утешение, которое не подарил ей.

Габриэль хотел, чтобы она осуждала его.

Он сел на корточки. Ее спина оказалась между его разведенных коленей. Ее волосы сверкали, словно темный водопад. Медленно, осторожно, он накинул ей на плечи шелковый халат. Чувствуя ее тепло и хрупкость, вдыхая ее женственность и ранимость.

Почти прикасаясь, но не смея прикоснуться полностью.

— Я не позволю ему причинить тебе вред, — прошептал он.

Они оба знали, что он лжет.

Габриэль не мог остановить второго мужчину. Единственное, что он мог сделать — попытаться найти его до того, как тот найдет способ добраться до Виктории.

Глава 14

Желтый туман, словно ненасытный в своей жажде обладания любовник, заключил в объятия улицы Лондона. Двухколесный экипаж осторожно пробирался сквозь мрачную завесу, рожденную в огне угольных печей. Еженощная плата по счету человеческой жизни.

«Они были бы мертвы, не так ли?» Копыта лошади выстукивали дробь. «Они были бы мертвы, не так ли?»

Они были бы мертвы, если бы действовали заодно со вторым мужчиной.

Но Торнтоны не были убиты.

И Габриэль не знал почему.

Тусклый свет пробивался сквозь серные испарения ночи, словно сигнальные огни маяка.

Габриэлю не нужна была Виктория, чтобы узнать внутреннюю обстановку дома Торнтонов; Питер Торнтон описал ее в мельчайших деталях. Когда он просил ее помочь, он хотел узнать, можно ли ей доверять.

И в отличие от него самого, ей можно было доверять.

Он облокотился на металлические ворота, ведущие в парк, наблюдая за окнами особняка, чей свет отчетливо различался сквозь туман. Мысли о Виктории неотступно преследовали его.

Они жила у Торнтонов, будучи их слугой. Она заботилась об их детях, будучи гувернанткой.

Окно на нижнем этаже потускнело, а потом полностью растворилось в желтом тумане. Еще один исчезнувший в ночи островок света.

Страх.

«Он выбрал меня не из-за моих глаз… Он выбрал меня, потому что я была напугана. И потому что вы были напуганы. Страх — это мощное возбуждающее средство».

Окно на верхнем этаже внезапно загорелось, разогнав туман.

Виктория не хотела желать, чтобы к ней прикоснулся мужчина. Но она желала.

Габриэль не хотел желать, чтобы к нему прикоснулась женщина. Но он желал.

Именно его, а не ее желание вынесло смертный приговор Виктории.

Золотистый свет, тускло освещающий крыльцо перед парадным входом, погас.

Замерев, Габриэль наблюдал за окном на верхнем этаже. Время, словно улитка, неспешно ползло вперед.

Спит ли сейчас Виктория? — задумался Габриэль. — Согрелась ли она?

По-прежнему ли она хочет, чтобы к ней прикоснулся ангел?

Почему Торнтоны все еще живы?

Свет в окне на верхнем этаже потух, растворившись в тумане ночи. Последний бодрствующий обитатель особняка лег спать.

Габриэль ждал, пока Биг Бен не пробьет двенадцать раз. Затем бесшумно пересек дорожку, ведущую к дому.

Парадная дверь открылась без единого звука.

Торнтон выполнил свою часть сделки.

В конечном счете, не насилие, а страх быть вовлеченным в скандал помог Габриэлю убедить Торнтона сотрудничать.