— Пожалуйста, — сказала Мадина, спрыгивая с подоконника и делая шаг в сторону.

«Может, он на подоконник сесть хочет?» — подумала она.

Но молодой человек присел не на подоконник, а просто на корточки. Присел возле холодного радиатора, положил альбом себе на колени и погрузился в его разглядывание, совершенно не замечая ничего вокруг. Что Мадинины колени оказались при этом возле его головы, он не заметил тоже.

Мадина хотела отойти еще подальше в сторонку, чтобы не мешать странному молодому человеку, но сделать это незаметно не удалось: стоило ей двинуться с места, как ее колено коснулось его виска. Мадина отпрянула обратно, ударившись локтем о край оконного проема, а молодой человек поднял руку и потер висок с той же великолепной безучастностью, с какой только что присел на корточки под окном.

Мадина стояла, прижавшись к подоконнику, у ее ног маячила светлая макушка, плечи в черном свитере и разноцветный альбом, она чувствовала себя круглой идиоткой, и вместе с тем ей почему-то было смешно.

— Что вы изучаете, можно узнать? — спросила она.

Надо же было хоть что-нибудь произнести, не усугублять же свой идиотизм еще и благоговейным молчанием! К тому же она решила, что, услышав громкий голос, молодой человек, может быть, оторвется от своего занятия и заметит нелепость положения, в котором она по его милости оказалась.

— Морфогенезис частоты, — ответил он.

Удивительным образом у него работала только одна часть внимания — та, что была связана со слухом; внимание, связанное со зрительным восприятием посторонних предметов, было полностью отключено. Одним из таких посторонних предметов была Мадина — отвечая на ее вопрос, молодой человек так на нее и не взглянул.

— Что-что? — переспросила она. — Что — частоты?

— Морфогенезис, — повторил он.

И наконец поднял на Мадину глаза. Не факт, впрочем, что он ее при этом увидел: в глазах клубился светлый туман. Он смотрел на нее снизу вверх, по-прежнему сидя на корточках, и в его взгляде не было ни тени удивления.

— Морфогенезис? Это что такое? — с некоторой оторопью спросила Мадина.

Ей неловко было задавать глупые в своей настойчивости вопросы, но желание узнать, что же может привлечь внимание так сильно, чтобы человек напрочь забыл о внешнем мире, все-таки победило. Хотя человек этот был совершенно посторонний, и что уж там привлекает его внимание, вообще-то не должно было ее волновать.

— Это как рождается эмбрион звука, — нисколько не удивившись ее вопросу, ответил он. — Как он рождается и как потом живет. Его пульсирующее существование.

Мадина перевела взгляд с его лица на альбом. Ничего похожего на термины из физики на страницах этого альбома не было. Скорее, то, что было там изображено, напоминало абстрактную живопись.

— Это у вас что-нибудь по физике? — все же поинтересовалась она.

— Нет, — улыбнулся он. — По анимации.

Его реакции были непредсказуемы: он отвечал на вопросы, которых, казалось, не мог слышать, и улыбался вопросам, в которых не содержалось ничего смешного. Но сама его улыбка была так хороша, что Мадина улыбнулась тоже.

— Понятно, — кивнула она, хотя ничего ей понятно не было. — Извините, вы не позволите мне отойти от подоконника? Я не хочу вам мешать.

— Вы мне нисколько не мешаете, — сказал он. — Если хотите, можете тоже присесть и посмотреть.