– От всего этого? Или от самого себя?

– От самого себя – прежде всего. Если бы не я, этого не случилось бы. И не смотри на меня так, ты это прекрасно знаешь! Тебе просто нравится это слушать, я тебя хорошо знаю! Ты молчишь, улыбаешься и думаешь про себя: ах, какой я молодец!

Правда?

Я легко пожал плечами.

– Думаю, в данной ситуации у меня нет особого повода гордиться собой. Но зато я очень горжусь тем, что дал твоей жене целых четыреста грамм своей крови – и почти не упал при этом в обморок.

Рэй рассмеялся.

– Почти не упал в обморок? Это как?

Я немного смутился.

– Это вроде как упал. Но почти.

– У вас одна группа крови. Надо же, какое совпадение. Ладно, Брайан. Давай договоримся – больше ты не будешь спать с моей женой. Хорошо?

– Я обещаю, сэр, – ответил я с чувством. – Может, мне поклясться на крови?

– Тебе понравилось быть донором – и ты хочешь, чтобы у тебя отняли ещё четыреста грамм?

Я мужественно доел последний пончик и тоже вернул чашку на блюдце.

– Нет, спасибо. Я сыт этим надолго. Как минимум, на всю жизнь.

– Тогда как насчёт того, чтобы поменять это грязное кафе на не менее грязный бар и не выпить чего-нибудь покрепче?

– Господи, Рэй, только этого мне не хватало! И вообще, я…

Рэй театрально закатил глаза.

– Знаю, знаю. "Рэй, вообще-то я не пью водку". Ты каждый раз это говоришь – но потом всё же соглашаешься выпить. Я ведь не буду пить один!

– Ты помнишь, что сказала медсестра? – использовал я последний аргумент, имевшийся у меня в запасе.

При упоминании медсестры Рэй оживился.

– Послушай… у меня есть отличная идея! Мы пригласим и её! Думаю, она сможет отлучиться на некоторое время из своего скучного кабинетика?

Путь до Иерусалима – точнее, до Тель Авива – мне предстоял неблизкий. Никаких положительных эмоций при мысли о самолёте я не испытывал, но меня радовали две вещи. Во-первых, я должен был лететь экстра-классом, и, во-вторых, я летел не один. Меня сопровождал Джозеф, о котором я могу говорить часами, но всё же ограничусь кратким рассказом.

Джозеф входил в небольшую группу моих коллег, которых я очень уважал. По образованию – первому – он был прикладным математиком. Уж не знаю, что произошло в его голове – но в один прекрасный день он решил, что просто обязан сделать первую степень по арабистике. Потом эта наука его вдохновила, и он решил учиться дальше, в результате получив степень магистра.

Я всегда считал Джозефа если не гением, то человеком, который стоит на пути к гениальности. В свои неполные тридцать он знал шесть языков (в том числе, и фарси, с которым я воевал целых полгода, но в его изучении почти не продвинулся), обладал поистине энциклопедическими знаниями в области истории Ближнего Востока и ислама, с ним всегда советовались, когда требовалось принять важное решение. И ещё Джозеф обладал феноменальной памятью. Точнее, способностью воспринимать колоссальное количество информации благодаря способности концентрировать внимание на конкретном предмете.

Выглядел Джозеф именно так, как и подобает гению – то есть, совершенно невзрачно.

Носил очки, как, впрочем, и большинство моих коллег, идеально подбирал галстук и очень редко бывал у парикмахера, в связи с чем его причёска всегда являлась причиной насмешек коллег.

Джозеф был человеком очень тихим. Он делал свою работу блестяще, даже, наверное, идеально, но ему всегда не хватало самолюбия, чтобы заявить о себе. Джозеф любил свою должность, и она его вполне устраивала. Вероятно, нас сблизила именно разница характеров.