— Можете приехать?

— Когда?

— Через полчаса, если вас не затруднит.

Не попрощавшись, он разъединил вызов. Его манера не сковывать себя условностями выводила меня из равновесия. Он не делал никаких усилий, чтобы выглядеть любезным, и наши разговоры ограничивались лишь самым необходимым.

К въезду в его владение я прибыл ровно в 9 часов. Думаю, по внутренней связи со мной говорил сам Харрис. Он ждал меня перед входом в свое жилище; вместо рабочей одежды на нем были старые, слишком широкие джинсы и красная, полинявшая от времени рубашка. Он хранил молчание, поэтому мне пришлось взять на себя ритуал вежливости — сказать несколько слов о Стокбридже и о гостинице, где я провел ночь. Стоя на крыльце, Харрис умудрялся выглядеть одновременно тщеславным и блеклым.

В гостиной на дубовом столе в беспорядке стояли корзинки с выпечкой и кофейник.

— Берите, что понравится.

Я налил себе кофе. Харрис заметил у меня в руке молескин.

— Ну как, сделали заметки?

В его голосе звучали нотки упрека, но я не позволил его маленьким хитростям сбить себя с толку.

— Хорошие идеи имеют свойство быстро улетучиваться, — иронично заметил я.

Похоже, мое замечание его совсем не позабавило.

Он сделал мне знак присаживаться, а затем, не прерывая, слушал. В течение примерно десяти минут я излагал ему слабые места и успехи романа с точки зрения сценариста. Я пытался быть блестящим, язвительным, строить аналогии между взглядом фотографа и кинематографиста, что дает хорошую возможность использовать прием «картина в картине». На самом деле я прекрасно осознавал, что прежде всего хочу произвести на него впечатление. Иногда — впрочем, редко — он кивком выражал свое согласие. Зато, как я видел, его лицо закрывалось, когда я высказывал слишком определенные предложения, относящиеся к постановке, или я безапелляционно отбрасывал маловероятное развитие интриги. Однако я знал, каким образом действует этот режиссер. Правдоподобие в его фильмах никогда не имело решающего значения. От своих сценаристов он ожидал лишь сырого материала, который воспроизводил как есть, не заботясь ни о реализме, ни о четкой структуре.

Когда я закончил, он в течение нескольких секунд измерял меня взглядом. Я готовился к тому, что придется ответить на целую кучу возражений, будто на устном экзамене, но Харрис изобразил немного усталое выражение лица.

— С адвокатами я свяжусь по телефону. Контракт будет готов на следующей неделе. Это первое предложение… если сумма вас не устроит, мы, конечно, можем это еще раз обсудить.

Если бы я вел свои дела более жестко, деньги были бы наименьшей из моих забот. Договорные обязательства беспокоили меня, мне очень хотелось как можно скорее связаться с Катбертом и рассказать ему обо всем. Но Харрис не оставил мне времени. Совершенно неожиданно он поднялся и смущенно посмотрел на меня.

— А сейчас оставим все это. Мне хотелось бы вам кое-что показать.

Больше он не произнес ни одного слова, мне только и оставалось, что последовать за ним. Мы вошли в длинный пустой коридор за гостиной, спустились по винтовой лестнице, снова прошли по обветшалому сырому коридору до железной двери. Пока что я был в замешательстве. Харрис провел меня в комнату: новенький, с иголочки, кинозал, где перед довольно большим экраном стояло десятка два красных бархатных кресел.

— Устраивайтесь.

Сказав это, он сразу же исчез, чтобы направиться, как я сразу понял, в проекционную. Перед мои приездом Харрис все заранее приготовил: прошло не больше нескольких секунд, свет погас и зажегся экран. Я не знал, чего ожидать. Харрис желает меня вознаградить, устроив частный просмотр одного из своих фильмов? Учитывая, кто он такой, предположение было правдоподобным.