— Прошу прощения за то, что напугал вас. — Он наклонился и поднял зажигалку. — Но я подумал, что следует показаться до того, как вы продолжите свой монолог.

Чиркнув зажигалкой, Каттер увидел влажные ресницы, щеки с дорожками слез и дрожащие руки Пилар.

— Не могу уснуть, — продолжил он. — Новое место, новая кровать. Решил прогуляться. Не составите мне компанию?

Воспитание не позволило Пилар пуститься в постыдное бегство.

— Я не курю. Официально.

— Я тоже. — Он жадно втянул в себя запах табака. — Бросил. И с тех пор мучаюсь.

— А я никогда не курила на людях. Поэтому иногда тайком убегаю из дома и грешу.

— Меня вы можете не бояться. Я нем как могила. Иногда исповедь перед незнакомым человеком делает чудеса. — Видя, что Пилар молча покачала головой, он сунул большие пальцы в карманы джинсов и продолжил: — Прекрасная ночь после дождя. Не хотите прогуляться?

Пилар хотела вернуться в дом, забраться под одеяло и лежать так, пока не пройдет чувство унижения. Однако она слишком хорошо знала, что обиды проходят быстрее, когда двигаешься.

Поэтому она согласилась.

— Как вы устроились? — спросила Пилар, когда они приноровились к походке друг друга.

— Вполне прилично. Пришла пора кое-что исправить. У моего сына в Нью-Йорке были неприятности. Обычные детские шалости, но начинавшие входить в привычку. Я решил положить этому конец.

— Надеюсь, они будут здесь счастливы.

— Я тоже. — Дэвид вынул из кармана носовой платок и молча сунул его Пилар. — Жду не дождусь, когда завтра увижу виноградники. В небольшой мороз и при свете луны они выглядят очень живописно.

— У вас хорошо получается, — пробормотала она. — Как будто в женской истерике посреди ночи нет ничего особенного…

— Это не похоже на истерику. Вы сердитая и грустная. — «И очень красивая, — подумал он. — Белый халат, черная ночь. Как на фотографии, сделанной мастером».

— Во всем виноват неприятный телефонный звонок.

— Кому-то плохо?

— Никому, кроме меня. И в этом виновата я сама. — Она остановилась, затушила сигарету и сунула окурок в прошлогодние листья, лежавшие в стороне от тропинки. А потом обернулась и смерила Дэвида долгим взглядом.

Хорошее лицо, решила она. Сильный подбородок, ясные глаза. Синие, вспомнила Пилар. Темно-синие, ночью кажущиеся почти черными. Еле заметная улыбка, тронувшая губы Каттера, говорила о том, что он догадывается о ее мыслях. Как видно, он был достаточно терпелив и уверен в себе, чтобы позволить себя рассматривать.

И тут Пилар вспомнила, как он улыбался, когда держал под мышками детей. Этот человек любил и достаточно понимал сына и дочь, чтобы рассказывать об их интересах незнакомым людям. То, как он вел себя с Терезой, вызывало доверие.

О соблюдении приличий речи не шло. Какие могут быть приличия, если ты стоишь в халате с мужчиной посредине ночи?

— Ну что, решились? — спросил он.

— Пожалуй. Вы человек семейный — надеюсь, вы меня поймете… Мы с мужем разъехались много лет назад. А совсем недавно он сообщил мне, что хочет развода. Его будущая жена очень молодая. Красивая, колючая. И… очень молодая, — слегка улыбнувшись, повторила она. — Наверно, смешно, что это так волнует меня. Во всяком случае, ситуация возникла трудная и неловкая.

— Со временем он поймет, что потерял, и тогда все это будет гораздо труднее для него, чем для вас.

Пилар не сразу поняла, что ей польстили.