Настя обожала этот троллейбус, этого милого, застенчивого контролера, свой район, его малышей и старушек. Она боготворила папу и маму, любила свою школу, учителей и одноклассников, а потом свой институт. Все, что было связано с ней лично, что было пришито к ней крепкими нитками, привязано с детства или юности, Настя принимала на ура, сразу же и навсегда, бесповоротно прикипая намертво, потому что считала — именно свое надо любить и лелеять.

А поэтому ее мама — самая красивая и добрая, папа — самый умный и заботливый, друзья — самые верные и отзывчивые… Родители осторожно, украдкой посмеивались над ней, в ее мысли и представления не встревая, считая это лишним, вредным и противоестественным, и разубедить Настю было некому. Пока за это не взялась сама жизнь.

Отец, крупный экономист, работал в администрации президента, мать хозяйничала, и Настя, единственная любимая дочка, росла в семейной теплице, не подозревая о ежевечерних уличных драках и опасных ночах сверкающего огнями большого города.

Она вышла из родного троллейбуса, приветливо попрощалась с контролером, даже раскланялась, пожелав ему поймать как можно больше «зайцев», и двинулась в сторону своей дорогой, в полном смысле этого слова, Плешки. На лоб упала тихая капля и, скользнув по щеке, остановилась. Настя смахнула ее и улыбнулась. Артем подумал, что эта улыбка предназначалась ему, удивился — какая-то совершенно незнакомая блондинистая девка! — и внимательно оглядел Настю.

Сокурсник больно ткнул его в бок локтем:

— Не пропусти! Девица драгоценная! Алмазный фонд России! Видал, какое сияние тебе подарили?

Это неспроста! Ты у нас крупняк! Всегда торчишь у всех на виду, как шпиль университета на Воробьевке!

— А кто она? — спросил Артем.

Приятель усмехнулся:

— Ты почему-то никогда ничего не знаешь о стоимости девчат! А ведь перед тобой далеко не бесприданница! Это дочка…

Он с трудом дотянулся до уха Артема и прошептал такую фамилию, что Тарасова качнуло. О мама миа…

Так вот кто она такая… Но разве она действительно улыбалась Артему? Почему?

Настя училась на другом факультете, но Артем разыскал ее без труда.

— Можно вас на минуточку? — пробасил он.

Настя с видимым удовольствием снова окинула взглядом его мощную фигуру и отошла вместе с ним к окну Апрельское солнце, искажаясь в грязных стеклах, стегнуло ее по глазам и заморгало, ломаясь, подмигивая и дразня. Настя сощурилась и засмеялась от счастья.

— Почему вы все время смеетесь? — спросил Артем, не справился с волнением и сильно споткнулся на первом слоге.

— А разве нельзя? — удивилась Настя и тотчас пожалела заикающегося юношу.

Жалость сыграла решающую роль. Именно сочувствие и сострадание — самые серьезные аргументы женской привязанности.

— Я ведь никому не мешаю и не делаю плохо…

— Производит странное впечатление, — буркнул Артем, низко раскатив не в меру долгие буквы "з" и "с".

— На кого? На вас?

— На всех! — заявил Артем. — Вы слишком улыбчивая! Вы бы смеялись поменьше… Мы с вами идем сегодня в кино!

— В кино? — растерянно повторила изумленная Настя.

Ну и темпы у этого высокого юноши!..

— Хорошо… Я не возражаю… А что смотреть?

— Вы будете смотреть на меня, а я — на вас — объяснил Артем, споткнувшись на отдельных буквах. — Идет?

Настя кивнула. Только теперь, в ярком свете апрельского полдня, Артем рассмотрел ее хорошо, до мельчайших подробностей. Она ничего особенного из себя не представляла: просто симпатичная девчушка, привлекающая одной лишь милой юностью.