– Дэвид, это же фантастика! – воскликнула она, потрясенная видом.

– Еще бы! И уподобляет тебя Аллаху, взирающему с небес. – Он понимающе взглянул на нее и улыбнулся: – Это, Камилла, Танжер. Он у твоих ног.

– Я так рада, что я здесь, Дэвид. По-моему, я уже начинаю любить Марокко. И очень надеюсь, что смогу подыскать себе дом. Такой, как мне надо.

– Уверен, что найдешь. Между прочим, у меня есть идейка. Почему бы тебе не перебраться ко мне на виллу пожить, пока ты здесь? Дом у меня большой и очень даже недурной, хотя и звучит мое предложение дерзко.

– О, это так гостеприимно с твоей стороны… – Она заколебалась и умолкла.

– Продолжай и скажи «да». Твое общество будет для меня невероятно благодатно, – сказал он.

– Хорошо, пусть будет по-твоему! – внезапно согласилась она.

– Умница! Теперь давай закажем ужин. Не знаю, как ты, а я умираю от голода.

– Если честно, я тоже.

Дэвид выбрал для начала французский деревенский пирог и запеченную местную рыбу с травами и специями, а в качестве гарнира – тушеные овощи.

Они потягивали холодное вино в ожидании, пока им принесут еду, а тем временем Дэвид рассказывал ей о Танжере и подробностях здешней жизни. Он поведал и о сценарии, над которым работал, и неожиданно высказал предположение, что Камиллу могла бы прельстить идея сыграть в его фильме.

– Блестящая роль для тебя, Камилла. Скажу честно, когда начал писать, я о тебе не думал. Вообще, я не имел в виду никого из конкретных актрис. Но теперь, когда ты здесь и я смотрю на тебя, такую красавицу, я знаю, как чудесна ты была бы в этой роли.

– На меня, красавицу, и на все мои сорок семь лет!

– Но по сюжету и не должна быть юная женщина, прости меня, – пояснил он с улыбкой, думая о том, как она хороша сегодня.

На ней были бледно-зеленое шелковое платье и серьги с изумрудами. Хороша! Белокурые с рыжеватым отливом волосы, зеленые глаза и белая кожа. Какой же дурак Максим, если бросил ее! Помимо премилой внешности она еще и прекрасный человек, яркая личность. Иные мужчины сами не понимают, когда они счастливы, подумал он.

– Ты что так уставился на меня? – улыбнулась Камилла.

– Думаю, – сказал он. – Полагаю, что ты могла бы легко сойти за тридцатишестилетнюю. – Он наклонился над столом и приблизил к ней свои холодные серые глаза: – Так вот, знай! Ты подходишь для этой роли, нет, ты даже выглядишь для нее чересчур моложаво.

Она расхохоталась.

– Я это вполне серьезно. Честно тебе говорю.

– Замолчи. Лучше расскажи сюжет. Хорошая роль могла бы оказаться как раз тем, что мне требуется для излечения от моей хвори.

Позднее, лежа в прохладных простынях в своей постели, Камилла размышляла о фильме. Дэвид Мейнс заинтриговал ее. Пожалуй, надо позволить ему предложить ее кандидатуру продюсеру. Да, надо всем этим стоит подумать. Признавшись Дэвиду, что хорошая роль могла бы ее излечить, Камилла сказала правду.

Камилла Голленд любила свою работу, и актерская карьера всегда имела для нее первостепенное значение. Безусловно, от нее она получала наибольшее удовлетворение по сравнению со всем прочим в жизни. Оба ее мужа никогда не были способны это понять, что и привело к двум разводам. В ее карьере, славе и огромном успехе они видели для себя угрозу. Один Чарлз Маллингем понял, что для нее означало играть, осознал ее глубочайшую потребность жить в образе на театральной сцене или перед кинокамерой и дарить себя, просвещая или развлекая публику.