Взгляд Урсулы блуждал по залу. Элегантность была непременным условием участия в раутах, казалось, все без исключения были одеты превосходно. Мужчины – в смокингах или в военных мундирах; дамы разодеты по последнему крику моды, и почти все старались перещеголять друг друга шиком туалетов. Кое-кто из наци тоже привел своих дам, которые выделялись нарядами, не соответствовавшими случаю, были толсты, безвкусно расфуфырены, чванились бриллиантами, а у некоторых руки и шеи были обвешаны вульгарной бижутерией.

В калейдоскопе лиц Урсула заметила знакомую гладко причесанную головку, пикантную улыбчивую мордашку с живыми голубыми глазами и маленькую руку, приветливо махавшую ей.

– Зиги! Вон там Ирина! – радостно воскликнула она.

– Да-да, я тоже только что ее видел. Пойдем, дорогая.

Он взял жену под руку, и они поспешили навстречу приятельнице, тоже торопившейся к ним. Черное кружевное бальное платье Ирины на ходу завивалось вокруг ее щиколоток. В следующий момент они уже обнимали друг друга, целовались и хохотали.

Ирина была веселого нрава, обладала кипучей энергией, всегда жизнерадостна. Урсула не переставала удивляться тому, что необычная жизнь ее подруги, отмеченная трагедией, перенесенная через бури и катаклизмы, мало, а то и вовсе не отразилась на ней.

Княжна Ирина Трубецкая и ее мать, княгиня Натали, покинули Россию в 1917 году, когда пала романовская аристократия и большевики убили Игоря Трубецкого. Ирине тогда было шесть лет, ее матери двадцать пять. Они жили на положении беженцев то в Литве, то в Польше, то в Силезии, а впоследствии перебрались в Берлин. В столице они осели десять лет назад, тогда впервые Урсула и Зигмунд и познакомились с ними. Недавно мать Ирины вышла замуж за вдовствовавшего прусского барона, и впервые за двадцать один год скитаний обе женщины наконец обрели настоящий дом.

Зигмунд, Урсула и Ирина говорили о ее матери и переменах к лучшему в судьбе княгини Натали, и Ирина вдруг усмехнулась.

Зигмунд недоуменно поднял бровь и уставился на Ирину.

– Что случилось? – поинтересовался он. – Тебя что-то забавляет в нашем виде?

Ирина отрицательно покачала головой.

– Нет-нет, я просто подумала, что у мамы появилась некоторая респектабельность благодаря ее браку с герром бароном. – Она огляделась по сторонам и понизила голос: – Это в глазах нацистов. Ну не смешно ли, когда кто-то объясняет свойственную ей порядочность, благородство и безупречную мораль, прекрасную репутацию, совершенно не соотнося это с обстоятельством с ее принадлежностью к особам голубой крови, королевской крови – она ведь кузина последнего царя. – Ирина придвинулась ближе и тихонько призналась: – Кстати, Геббельс уже снабдил иностранных изгнанников ярлыком. Он весьма презрительно именует нас международным мусором.

– Ах да, доктор Геббельс… – начал было Зигмунд, но осекся.

Два офицера СС, типичные представители этой породы – холодные натянутые физиономии, голубые глаза в сочетании с белобрысым ежиком волос, прямая, словно шомпол проглотили, спина – приближались с явным намерением остановиться подле. Они щелкнули каблуками, как-то еще больше вытянулись и вперили пронизывающие взгляды в Ирину. Оба изобразили улыбки, и один сказал:

– Guten Abend, Prinzessin.

– Добрый вечер, – ответила Ирина, вежливо повторив приветствие и даже пожаловав их улыбкой.