— О, на радостные вести я уже не надеюсь, — сказала принцесса, с грустной иронией взглянув великолепное небо, сияющее у нее над головой. — Нас преследуют неудачи.

— Вы знаете, ваше высочество, — отвечал Ленэ, — что я не привык обманывать себя надеждами, однако ж я сильно ошибаюсь, если этот шум не предвещает нам какого-нибудь счастливого события.

Действительно, все более и более приближавшийся шум и появившаяся в конце улицы толпа, которая спешила и махала платками, убедили даже принцессу, что новость должна быть хорошей. Она начала прислушиваться так внимательно, что даже на какое-то время забыла нанесенную ей обиду.

Она услышала, что кричат:

— Пленник, пленник! Комендант Брона!

— Ага! — сказал Ленэ. — Комендант Брона у нас в плену! Неплохо! Он будет у нас заложником за Ришона.

— Да разве у нас нет уже коменданта Сен-Жоржа? — возразила принцесса.

— Я очень счастлива, — сказала маркиза де Турвиль, — что мой план взятия Брона так счастливо удался.

— Сударыня, — отвечал Ленэ, — не будем пока считать победу такой полной; случай играет планами мужчин, а иногда и планами женщин.

— Однако, сударь, — возразила маркиза с обыкновенной своей едкостью, — если комендант взят, то взята и крепость.

— Ну, по законам логики это еще не совсем так, сударыня. Но успокойтесь: если этим двойным успехом мы обязаны вам, я, как и всегда, первый поздравлю вас.

— Однако удивительно, — сказала принцесса, стараясь и в этом счастливом событии обнаружить какое-нибудь умаление своей аристократической гордости, которая составляла главную черту ее характера, — что не я первая узнала об этой новости. Это непростительная невежливость, и герцог де Ларошфуко всегда так делает.

— Ах, ваше высочество, — ответил Ленэ, — у нас так мало солдат, а вы хотите, чтобы они покидали свои посты ради того, чтобы быть курьерами. Увы! Нельзя требовать слишком многого; когда получают добрую весть, следует благодарить Господа, не заботясь, каким образом она к нам доходит.

Между тем толпа увеличивалась, потому что все отдельные группы сливались с ней, как ручейки с рекой. Посреди этой толпы, состоявшей, может быть, из тысячи человек, шло десятка три солдат, а посреди был пленник, которого, как казалось, солдаты защищали от народной ярости.

— Смерть! Смерть ему! — кричала толпа. — Смерть коменданту Брона!

— Ага, — сказала принцесса, торжествующе улыбаясь, — действительно есть пленник, и притом, кажется, комендант Брона.

— Точно так, ваше высочество, — отвечал Ленэ, — и к тому же, кажется, пленник находится в смертельной опасности. Слышите угрозы? Видите, какое бешенство? Ах, ваше высочество, они растолкают солдат и разорвут его на куски! О, тигры! Они чуют кровь и хотят упиться ею.

— Пускай они делают что хотят! — вскричала принцесса с кровожадностью, свойственной женщинам, когда они предаются дурным наклонностям. — Пусть упиваются! Ведь это кровь врага.

— Но, ваше высочество, — возразил Ленэ, — враг этот защищен честью дома Конде, подумайте об этом. Притом, может быть, Ришон, наш храбрый Ришон, подвергается сейчас точно такой же участи, как этот несчастный? Ах, они оттеснят солдат! Если они доберутся до него, он погиб!

И Ленэ, обернувшись, крикнул:

— Эй, двадцать человек сюда! Двадцать добровольцев, чтобы помочь отбросить всю эту сволочь. Если хоть один волос упадет с головы пленника, то вы ответите мне вашими головами, ступайте!

Тотчас двадцать мушкетеров из городской милиции, принадлежавшие к лучшим семействам Бордо, спустились, как поток, по лестнице, пробились сквозь толпу, разгоняя ее ударами прикладов, и присоединились к охране.