— А, вы так думаете? — спросил герцог с усмешкой.

И, подойдя к королеве, он тихонько рассказал ей достаточно длинную историю, которую она выслушала очень внимательно: дело шло о доносе Ковиньяка и о приключении на Дордони. Королева была женщина, она хорошо поняла ревность герцога.

Когда он кончил, она сказала:

— К государственной измене надобно прибавить еще подлость, вот и все! Кто решился стрелять в короля, тот способен предать тайну женщины.

— Черт возьми! Что они говорят? — прошептал Ришон, нахмурив брови. Хотя он слышал не все, однако понимал, что подвергается сомнению его честность. Впрочем, грозные взгляды королевы и герцога не обещали ему ничего хорошего. И при всей его храбрости эта двойная угроза беспокоила его, хотя нельзя было, судя по его презрительному спокойствию, угадать, что происходит в его душе.

— Надо судить его, — сказала королева. — Соберем военный суд, вы будете председателем, господин герцог д’Эпернон. Выберите членов суда, и кончим дело поскорее.

— Ваше величество, — возразил Ришон, — не для чего собирать суд, не для чего судить меня. Я сдался в плен на честном слове маршала де Ла Мельере, я арестант добровольный, и это можно доказать: я мог выйти из Вера вместе с моими солдатами, бежать прежде или после их выхода и, однако ж, не бежал.

— Я ничего не понимаю в этих делах, — отвечала королева, переходя в соседнюю комнату. — Если у вас есть дельные оправдания, вы можете представить их вашим судьям. Вам удобно будет заседать здесь, герцог?

— Конечно, ваше величество, — отвечал он.

И тотчас же, выбрав в передней двенадцать офицеров, составил военный суд.

Ришон начинал понимать, что происходит. Скоро выбранные судьи заняли места. Потом докладчик спросил у него имя, фамилию и звание.

Ришон отвечал на эти три вопроса.

— Вас обвиняют в государственной измене, потому что вы стреляли из пушек в солдат короля, — сказал докладчик. — Признаетесь ли, что вы виновны в этом преступлении?

— Отрицать это — значило бы отрицать очевидное; да, сударь, я стрелял в королевских солдат.

— По какому праву?

— По праву войны, по праву, на которое при подобных обстоятельствах ссылались господа де Конти, де Бофор, д’Эльбёф и многие другие.

— Такого права не существует, сударь, оно просто называется восстанием.

— Однако ж, основываясь на этом праве, мой лейтенант сдал крепость. Я привожу эту капитуляцию в мое оправдание.

— Капитуляцию! — вскричал герцог д’Эпернон с насмешкой, потому что чувствовал, что королева подслушивает, и ее тень диктовала ему эти оскорбительные слова. — Хороша капитуляция! Вы, вы вступили в переговоры с маршалом Франции!

— Почему же нет, — возразил Ришон, — если маршал Франции вступил в переговоры со мной?

— Так покажите нам эту капитуляцию, и мы посмотрим, действительна ли она?

— У нас было словесное условие.

— Представьте свидетелей.

— У меня один свидетель.

— Кто?

— Сам маршал.

— Призвать маршала, — сказал герцог.