– Я ничего не ела, – жалобным голоском отозвалась Молли. И впрямь, перед тем, как она заснула, ее мучило острое чувство голода.

Обе дамы вновь негромко заговорили друг с другом. В голосе старшей прозвучала неприкрытая властность, как бывало всегда, когда она обращалась к кому-либо из посторонних.

– Посиди здесь, милочка, и никуда не уходи. Мы вернемся в дом, и Клэр принесет тебе что-нибудь поесть, прежде чем ты соберешься обратно. Отсюда до особняка никак не меньше четверти мили.

С этими словами они ушли, а Молли выпрямилась на скамейке, ожидая обещанную посланницу. Она понятия не имела, кто такая Клэр, да и есть уже особенно не хотелось, но девочка отдавала себе отчет в том, что идти без посторонней помощи не сможет. Наконец она заметила, что к ней возвращается красивая леди, за которой следовал лакей с небольшим подносом в руках.

– Видишь, как добра к тебе леди Куксхейвен, – сказала та, которую звали Клэр. – Она сама выбрала для тебя блюда к этому маленькому ленчу; а теперь ты должна хоть немного поесть, после чего тебе наверняка станет лучше, милочка… Вы можете быть свободны, Эдвардс, я сама отнесу поднос обратно.

Ей принесли хлеб, холодного цыпленка, конфитюр, бокал вина, бутылочку содовой воды и кисточку винограда. Молли дрожащей рукой потянулась за водой, но была слишком слаба, чтобы удержать ее. Клэр сама поднесла ей горлышко ко рту, она сделала долгий глоток и сразу же почувствовала себя лучше. Но вот съесть что-либо девочка так и не смогла; как она ни заставляла себя, угощение не лезло ей в горло; да и голова у нее болела чересчур сильно. Клэр явно пребывала в недоумении.

– Попробуй хотя бы виноград, так будет лучше всего. Ты обязательно должна что-нибудь съесть, иначе я даже не представляю, как доведу тебя до дома.

– У меня сильно болит голова, – пожаловалась Молли, поднимая отяжелевшие глаза на свою собеседницу.

– Ах, какая досада! – нежным голосом проговорила Клэр, словно она ничуть не сердилась, а лишь констатировала факт.

Молли вдруг почувствовала себя виноватой и очень несчастной. Клэр продолжала, но теперь в ее голосе появились и суровые нотки:

– Понимаешь, я не знаю, что с тобой делать, если ты не съешь чего-нибудь, чтобы набраться сил и самой дойти до дома. А я вот уже три часа слоняюсь по этому парку и устала так, что ты даже себе не представляешь, да и к тому же пропустила свой ленч.

И тут ей в голову, очевидно, пришла новая идея, потому что она сказала:

– Давай-ка ты приляжешь на скамейке на несколько минут, а потом попробуешь съесть немножко винограда, а я подожду тебя и сама съем кусочек чего-нибудь вкусненького. Ты точно не хочешь этого цыпленка?

Молли сделала так, как ей было сказано, откинулась на спинку скамейки и стала по одной лениво отщипывать виноградины, наблюдая за тем, с каким аппетитом ее собеседница принялась за цыпленка и конфитюр, запивая все это вином из бокала. Она была настолько красива и изящна в своем трауре, что даже та поспешность, с которой она поглощала угощение, словно боялась, что кто-либо застанет ее за этим действом врасплох, не мешала Молли восхищаться всем, что она делала.

– Ну что, милочка, ты готова идти? – поинтересовалась женщина, съев подчистую все, что было на подносе. – Ладно, идем, ты уже почти доела свой виноград, умница. А теперь я отведу тебя к боковому входу, и мы поднимемся ко мне в комнату, где ты сможешь прилечь на часик-другой. После сна головная боль у тебя непременно пройдет.

И они двинулись в путь. Клэр несла пустой поднос, к некоторому стыду Молли; но девочка и так едва-едва переставляла ноги, так что предложить свою помощь в чем-либо еще попросту опасалась.