|
– Это вызов, ma petite. Они позволят нам быть опасными. Но я бы не выставлял оружие напоказ. Твой маленький пистолет будет в самый раз. Я покачала головой. – Я думала о большем. Он приподнял брови. – Большем? Я повернулась и посмотрела на Ашера. Он тоже моргнул и поднял на меня глаза. Я включила свет в салоне, и впервые увидела настоящий цвет его глаз. Они были голубые. Но это не делало их настоящими. Они были такими же светло-голубыми, какими темно-синими были глаза Жан-Клода. Светлые, холодные, голубые, пугающий цвет глаз лайки. Но дело было не только в глазах, были еще волосы. Они казались золотыми, но это было естественное золото темного блондина. При свете я поняла, что это не была иллюзия легкого свечения, это было золото. Его волосы были истинного золотого цвета, как банка, покрашенная металлической краской. Сочетание этих волос и глаз было поразительным. Даже без шрамов он бы не смотрелся реальным. Я переводила взгляд с одного вампира на другого. Жан-Клод был красивее, но дело было не в шрамах. Красота Ашера когда-то носила более мужественный характер. – У вас один мастер, так? – спросила я. Жан-Клод кивнул. Ашер просто смотрел на меня. – И куда же она делась? – спросила я, – Несравненно-Самые-Прекрасные-Из-Всех? Ашер издал резкий звук, который должен был обозначать смех. Он прижал пальцы к изуродованной половине своего лица, растягивая кожу, сдвигая ее вниз, так, что стало видно бледно-розовую обратную сторону века. Он подчеркивал шрамы, превращая лицо в уродливую маску. – Ты считаешь, я прекрасен, Анита? Он отпустил кожу, и все вернулось на свои места, упруго, по-своему совершенно. Я смотрела на него. – Что ты хочешь, чтобы я сказала, Ашер? – Я хочу, чтобы ты ужаснулась. Я хочу видеть на твоем лице то же, что вижу на всех лицах последние двести лет – отвращение, насмешку, ужас. – Сожалею, – сказала я. Он повернулся, выставляя шрамы на свет. Он словно обладал врожденным чувством и знал, что свет делает с ранами, знал, как лягут тени. Годы тренировок, полагаю. Я просто смотрела на него. Я встретила взгляд его светлых, совершенных глаз, через волны тонких золотых волос, смотрела на полноту его губ. Я пожала плечами. – Что тут скажешь? Я большой поклонник волос и глаз, а у тебя отличные волосы и потрясающие глаза. Ашер упал обратно на сиденье. Он сверлил нас взглядом, и в его глазах была ярость. Такая ужасающая ярость, что это пугало меня. – Вот! – сказал он, – вот! Ты боишься меня. Я вижу это, чую, чувствую на вкус. Он улыбнулся, довольный собой, отчасти торжествуя. – Скажи ему, что тебя пугает, ma petite. Я посмотрела на Жан-Клода, и снова перевела взгляд на Ашера. – Не шрамы, Ашер. Страшна твоя ненависть. Он скользнул вперед, и я невольно заметила, что его волосы окутали его лицо, закрывая его. Это было похоже на давнюю привычку, жест комфорта. – Да, моя ненависть страшна. Она ужасающа. И запомни, Анита Блейк, что вся эта ненависть – для тебя и твоего мастера. Я знала, что он имел в виду Жан-Клода, но не могла уже спорить относительно титулов, хотя иногда мне и хотелось. – Ненависть делает уродливыми нас всех, – сказала я. |
