– И то хорошо, – пробормотал Хафнер. – Мне уж надоело доказывать, что белое – это не черное.

Вошла Ильдирим, до ее слуха донесся конец фразы.

– Теперь все должно пройти гладко, хотя бы ради памяти Штерна.

– Зенф может это сделать, – тихо сказал Тойер. – Он в курсе.

Мецнер кивнул и встал:

– Мы известим семью, мы все сделаем за вас, в порядке исключения.

Ильдирим тоже не стала садиться на стул Штерна. Она схватила у Хафнера одну из адски крепких сигарет «Ревал».

Пришло сообщение из больницы. Денцлингер не выживет. Они обсудили это, помолчали, потом снова заговорили о деле, о пасторе, о его сообщнике, у которого в последний момент взыграли нервы…

Тойер торопливо шагал по коридору. Голова еще болела, но уже не кружилась. Он пытался мыслить спокойно. Это был не совсем его конек, но вывод напрашивался только один, в том числе и для скорбных чудаков с гудящим черепом. Кремер должен во всем сознаться, как можно скорей. Гаупткомиссару повстречался Шерер.

– Он дает показания. Наблюдал за тобой уже довольно долго, видел тебя в Базеле. Что ты там делал?

– Влюблялся, – печально ответил Тойер. – Где труп Сары?

Шерер устало сел на голый линолеум и вздохнул.

– Вы были правы. Под каменными плитами в соборе, уже тридцать лет. А я там венчался.

Кремер, выпрямив спину, сидел в комнате для допросов. Под надзором Шерера и незнакомой молодой женщины‑полицейского. Невидимый для убийцы, Тойер глядел на него сквозь стекло, зеркальное с той стороны, изнутри, и понимал, что не сможет забыть этих минут, как не сможет забыть Штерна.

Лейдиг шел по коридору и держал несколько бумаг.

– Он должен это подписать. Я не могу туда идти, не выдержу.

Они огляделись в поисках помощи, но сначала увидели лишь мир в целом, и он им не помог. Потом к ним подошел большой, точнее, толстый кусок этого мира.

– Я все сделаю. – Это был Зенф.

Потом все закрутилось быстрей. Толстяк резво вошел в дверь.

– Ну‑ка, господин Кремер, постарайтесь, чтобы…

Дверь закрылась. Тойер двинулся прочь от этого места и вышел на улицу.

В воздухе немного ощущалась весна. Каким образом? Верно, птицы, снова зачирикали птицы.

Когда ему позвонили домой, чтобы сообщить, что все прошло как по маслу, он слишком крепко спал и не слышал звонка. Во сне он выводил тирольский йодль.

Он гулял с молодым и легконогим Фабри по мучительно совершенным лугам Шварцвальда, и Фабри тоже пел – так, что заслушаешься.

Коллеги проявили предупредительность, убрав стол Штерна из кабинета, но не помогло. Там, где стоял стол, линолеум оказался чуть‑чуть темней, словно там было мокрое пятно, остаток лужи. Шеф группы весь следующий день пялился на него до боли в затылке.

– Хафнер, – простонал он и потер лоб с багровой отметиной размером с перепелиное яйцо, – у тебя наверняка найдется что‑нибудь выпить, дай‑ка мне…

Его подчиненный покачал головой:

– На следующей неделе я проверяю печень и не хочу идти в клинику неподготовленным.

– Неужели ты в настоящее время совсем не пьешь? – пораженно спросил Лейдиг.

– Пью, но только вечером, как все остальные…

Впоследствии Тойер отметил как одно из немногих истинных чудес, какие ему довелось пережить, что Хафнер благополучно прошел проверку и даже уровень холестерина у него оказался «как у новорожденного».

– Кто вообще будет на похоронах? – сумрачно поинтересовался Хафнер. – Пасторы‑то еще в городе остались?

Оказалось, что на траурной церемонии присутствовал еще и запасной пастор.