– Вы меня запрете в камере? – У сыщика перехватило дыхание от испуга.

– Я не могу тут долго оставаться. Через полчаса загляну опять, и вы тогда решите, нужно ли вам еще время. Да он не агрессивный.

– Я его знаю, – с достоинством сообщил гаупткомиссар. – Ведь это я его арестовал.

– А‑а, – ухмыльнулся надзиратель. – Вы тот самый, на самокате?

Дверь отворилась.

Адмир сидел на своей койке, отвернувшись к стене. Даже теперь на нем был небесно‑голубой хип‑хоповский прикид, который и привлек к себе внимание комиссара. Когда полицейские вошли, он продолжал смотреть на стену и никак не реагировал.

Тойер услыхал, как за его спиной клацнул тяжелый запор. Взглянул на часы. Ему предстояло провести полчаса в заключении. Головная боль вернулась вновь.

– Я хотел привлечь к себе внимание, – проговорил Адмир, не поворачивая головы. – Я уже говорил про это вашим, несколько раз говорил.

Тойер молчал. В окне виднелся кусок основного корпуса и клочок неба. Пролетела пара птиц.

– Как же ты узнал про тот дом в Гейдельберге? – спросил комиссар.

– Утром того дня я купил в Мангейме газету «Рейн‑Неккар‑Цейтунг». Там был… э‑э‑э… снят дом пастора. Я прочел заметку, и мне тут же стало ясно, как привлечь к себе внимание. Я подумал, что подожгу дом, и все обо мне заговорят…

– Да, – согласился Тойер, – разумеется. Точно такой рассказ можно услышать, когда мы, копы, печатаем на компьютере протокол. Когда человек чего‑то не понимает, он учит текст наизусть. Но ведь я тебя спросил, Адмир, а не кого‑то там еще.

Мальчишка молчал. Сыщик огляделся по сторонам. Чем тут занимался такой на редкость тупой парень. Возле него лежали два журнальчика – «Браво», специальный журнал для фанатов хип‑хопа, с другой обложки ухмылялся накачанный анаболиками культурист.

– Тебе удается здесь поспать? – спросил он тихо.

– Ну, более или менее, – ответил парень, все еще уставившись на стену. – Вот только иногда по ночам тут орут во всю глотку. Тогда уж не заснуть.

– У тебя ведь есть сестра, верно?

Кивок.

– Младшая сестра.

– Ты скучаешь по ней?

– Нет, не скучаю. Она меня доставала.

Несмотря на свой возраст, рассуждал он как ребенок, так что надзиратель был прав. Просто поджег что‑то не в нужном месте: нулевая толерантность. Предварительное заключение во взрослой тюрьме. С другой стороны – его никто не принуждал поджигать дом. Идиот.

– Повернись, наконец, ко мне по‑человечески, – резко приказал Тойер.

Адмир повернул голову. Правая половина его лица распухла, глаз почти заплыл.

– Что это у тебя с щекой?

– Когда‑меня‑арестовали‑я‑ударился‑головой‑о‑железный‑столб‑уличного‑фонаря…

– Я знаю, – раздраженно перебил его Тойер. – Ведь это я тебя и арестовал.

– Ах это вы! – Адмир равнодушно кивнул.

– Почему ты принялся все поджигать, Адмир? – Он схватил парня за плечо. – Ты и сам не знаешь? Или все‑таки можешь мне о чем‑нибудь рассказать?

Адмир глядел мимо него, на дверь.

– Я сидел на кухне, за столом; еще до Рождества. Слушал музыку, на полную громкость. Постучали соседи. Но когда звук включен на полную мощность, ничего не слышно. Вообще‑то я всегда слушаю громкую музыку… Потом закричала моя сестра, маленькая. Так громко, что я услышал. Тогда я выключил музыку и пошел к ней.