— Это со мной, — сказала начмед. — Пойдем, Валек, есть еще темы…

Ушли.

По коридору бродили призраки — исключительно женского пола, — одетые, кто в чем. Аборигенки. Одна из них остановилась возле опустевшего поста и печально произнесла — то ли в воздух, то ли обращаясь к гостье:

— Сегодня рабов на плантации не послали. Потому что людоед откусил не то ухо. Не то ухо, которое можно.

Марина внутренне содрогнулась, но все-таки спросила:

— Тяжело на плантациях?

— На плантациях хорошо-о, — мечтательно сказала больная. — Солнышко. Травка. Только крыжовник колется. Абасов строгий, но разрешает один огурчик съесть и горошек в карман насовать.

Дверь с табличкой «Бытовая» приоткрылась, оттуда осторожно высунулось бритоголовое существо, метнуло взгляд вслед удалившимся врачихам и выскользнуло наружу.

Это тоже оказалась женщина. Чрезвычайно колоритный типаж: здоровенная, квадратная, в обтягивающей драной майке и трениках. Полновесный бабец. На больших пальцах обеих рук вытатуированы синие перстни: один — с крестом в шестиугольнике, второй — с ромбом и непонятными меандрами. И на плече была наколка — восходящее солнце (синее, естественно). На бритой голове — шрам от трепанации.

— Ты первоходка? — спросила она.

Марина не ответила. Что тут ответишь, если ни «да», ни «нет» не подходят.

«Синяя» вдруг заговорщически подмигнула ей, ухватила за рукав джемпера и потащила за собой — прочь из отделения. Начмед, растяпа, бросила вход открытым.

— А можно? — глупо спросила Марина.

— Что не разрешено, то запрещено. Не бзди, я сохранная…

Пациентка завела ее за угол и прошипела:

— Курево есть? — ее трясло от нетерпения. Изо рта у нее несло чем-то ужасным.

Марина достала пачку сигарет, вытряхнула пару. Бабец сунула в рот сразу обе, щелкнула зажигалкой, мощно затянулась, на несколько секунд придержала дым в легких — и выдохнула с наслажденным мычанием:

— Ху-у-у…

— Что тут у вас за людоед завелся? — начала Марина разговор.

— Прямо так нежно протирает сладкий дым… У меня прям — по телу зуд пошел… — Она оскалилась и почесалась под мышками, не выпуская сигаретины из зубов. — Людоедом интересуешься?

— Да так… услышала случайно.

— Хорош беса гнать! «Случа-айно», как же… Погоняло такое у вертухая нашего — Людоед… У-у-у… — простонала она, затягиваясь. — А здесь-то — только «Приму» дают. С нее — хошь, не хошь — закоблишься…

— Возьми еще, — протянула Марина пачку.

Аборигенка попыталась вытащить сразу несколько штук. Толстые, как сосиски, пальцы тщетно рвали целлофан и бумагу.

— Разнесло ветки… — прокомментировала она с гордостью. — Слышь, залетная, скажу я тебе про этого вертуха, хлеб с ним не ломала. Днями это было — на той ферме, куда наших вкалывать возят. Пока все охранники булки грели, он подловил одну вольняшку в курятнике, только хотел ей дурака загнать, так она ка-ак втерла ему промеж ласт! А он ее… б… за ухо — зубами! Кровищи… вальтанулся покруче нашего… у-у-уххорошо… — она снова курнула, как бы ненароком взяв пачку с сигаретами из чужих рук и по-хозяйски засунув ее к себе в треники.

— Не, все не бери, — попросила Марина. — Оставь мне несколько.

По лицу бабца загуляла нехорошая ухмылка.

— Тебе-то за загородкой — новые даст… Поршень твой!..

Марина отрицательно покачала головой, натянуто улыбнувшись. Пациентка вдруг вытащила обе горящие сигареты изо рта и вставила их между пальцев правой руки, изобразив «козу»:

— А как Козя-Бозя ходит… Как зыбаря шурует…

Марина отскочила к стене.