И Костя, неожиданно для себя, кивнул в знак согласия…

Просторная однокомнатная квартира Каурова напоминала спортзал: шведская стенка у двери, гантели, гири разного веса, эспандер, в углу кожаный боксерский мешок и “груша”. Вдоль одной из стен был прикреплен массивный деревянный брус, отполированный до блеска. Там же стояли какие-то палки, а на стене, рядом с картиной, на которой была нарисована неяркими красками скала и причудливой формы дерево, висел на гвозде настоящий меч в ножнах.

Заметив недоумевающий взгляд Кости, Кауров засмеялся:

— Удивлен? Каждый сходит с ума по-своему, так, насколько мне помнится, однажды сказал какой-то философ. Я, как видишь, не исключение. Привык. А привычка — вторая натура.

Короче — располагайся. А я сейчас кое-что сварганю по-быстрому, перекусим… — и Кауров заторопился на кухню.

Вечер наступил незаметно. Костя и Кауров с увлечением ковырялись внутри радиоприемника внушительных размеров. Хозяин квартиры был радиоинженером и в совершенстве разбирался в хитросплетении различных проводков, контактов, нагромождении электронных ламп, конденсаторов, сопротивлений. К тому же он оказался превосходным рассказчиком.

Костя с удовольствием вслушивался в неторопливый басок Каурова, лудил концы проводов, что-то подпаивал, крутил отверткой винты и шурупы, разыскивал в фанерном чемоданчике необходимые детали… — в общем, трудился в поте лица. И неожиданно поймал себя на мысли, что ему не хочется уходить отсюда, из этого маленького, уютного мирка, заполненного до отказа такими интересными, до сих пор не виданными вещами. Впервые со дня смерти родителей внутреннее напряжение, которое гнездилось в нем, сковывая мысли и поступки, накладывая неизгладимый отпечаток на характер, как-то стаяло, ушло, растворилось в удивительно теплой и доброжелательной атмосфере общения с Кауровым.

Когда часы пробили десять раз, Костя робко сказал:

— Ну… так я пошел…

— К…как? — поперхнулся от неожиданности Кауров. — Погодь, мы ведь с тобой как договаривались? Ты остаешься у меня… и все такое прочее. Или я что-то не понял?

— Извините, но я не хочу вас стеснять, — внутренне подтянувшись, твердо ответил Костя. — Спасибо вам за все.

— Вот тебе номер… — огорчился Кауров. — Конечно, ты волен решать сам, что делать и куда держать свой путь. Но, будь добр, сделай мне одолжение — переночуй сегодня здесь.

— Ладно… — опуская глаза, тихо ответил Костя; он не хотел, чтобы Кауров понял, каким облегчением и радостью наполнилось в этот момент его сердце.

— Чудесно! Стоп, вот голова садовая! — стукнул себя ладонью по лбу Кауров, глядя на старинные часы в массивном деревянном футляре, которые висели над диваном. — Время-то вон какое, а я тебя баснями кормлю. Пошли на кухню, поможешь мне картошку почистить. Сегодня у нас будет королевский ужин, это я тебе обещаю…

Так уж получилось, что Костя не ушел от Каурова и на второй, и на третий день… А когда в конце недели он было засобирался, Кауров пригласил его в выходной съездить на рыбалку. И Костя согласился.

Клев был неважный. Раздосадованные невезением, Костя и Кауров молча сидели на берегу неширокой, но глубокой речушки, внимательно наблюдая за поплавками, которые застыли будто приклеенные намертво к голубовато-зеленой водной глади. Наконец Кауров не выдержал, сплюнул с досады и поднялся на ноги.

— Что такое не везет и как с ним бороться… Сколько тут у нас? — Он начал считать окуньков: — Один, два, три, четыре… Все.