Я вошел в коттедж, бросил ключи на кухонную столешницу в деревенском стиле, гармонировавшую с открытым пространством интерьера, и только тогда заметил свою жену, сидящую со скрещенными руками на диване, с огнем в голубых глазах, всегда напоминавших мне павлиний узор.

Эмилия встала и бросилась ко мне. Эта женщина так на меня влияла, что даже ее вид уже непроизвольно превращал мои внутренности в желе. Я уже открыл рот, чтобы произнести:

– Милая. Я собирался…

Пощечина раздалась из ниоткуда. Это был не первый раз, когда Эмилия меня ударила. Но на этот раз я не понимал, чем заслужил это. Присмотревшись внимательнее, я заметил слезы в ее глазах, темные круги под ними и неестественную бледность на лице.

– Детка… – прошептал я, когда она упала на колени и закрыла лицо руками. Я опустился к ней на пол, пока мой разум пытался осознать ее действия. Слово «нет» врезалось в каждую клеточку моего мозга.

Она никак не могла узнать.

Я выбросил журнал, и в последнее время она не общалась с Гарри.

– Почему я оставалась такой слепой? – всхлипывала она.

Она знала.

– И как ты мог спрятать журнал от меня? Чем, по-твоему, это должно было кончиться? Боже, я допустила это. Я сделала это со своим собственным сыном. Как он вообще мог смотреть на меня? – Она шмыгнула носом. – Я повесила картину с его печальными глазами перед его комнатой. Я чудовище.

– Ты не чудовище. – Со всей нежностью, на которую был способен, я обхватил ее руками, поцеловал в лоб и запустил пальцы ей в волосы. – Ты самое далекое от чудовищ создание. Ты их исцеляешь. Ты разжигаешь в их сердцах огонь и делаешь так, чтобы все плохое исчезало. Вон очень тебя любит. И я тоже. Вот почему мы не могли тебе рассказать. И я сам только недавно узнал об этом.

– С ним все в порядке? – Ее вопрос прозвучал приглушенно.

Меня совсем не удивило, что моя рубашка промокла от ее слез. Все внутри бурлило от того, что я видел ее в таком состоянии. Мне бы не составило труда убить еще нескольких Гарри Фэрхерстов голыми руками, если бы это означало сделать ее хоть чуточку счастливее.

– С ним все в порядке, – сказал я с убежденностью, которой не чувствовал, потому что где он, черт возьми, пропадал? – У него все хорошо. Он творит. Он здоров. Он влюблен.

Буря, бушевавшая в ее теле, немного утихла. Так что я определенно находился на правильном пути.

– А Гарри? – Она подняла голову от моего плеча и моргая посмотрела на меня.

Я всегда удивлялся тому, как ее глаза влияют на мой пульс. Она – мой бескрылый ангел, божественный и святой, но вовсе не в неприкасаемом смысле. При одном только взгляде на нее я жаждал грязно овладеть ею, просто чтобы доказать, что она не идеальна.

Я провел большим пальцем по ее губам.

– Скажем так, мы договорились, – сказал я.

Она закрыла глаза и прерывисто вздохнула.

– Неужели Вон…

– Нет. Это моих рук дело. – Я не дал ей закончить фразу, зная, как ей больно даже думать об этом. – Вон вернулся к своей девушке, Ленни. С ним все в полном порядке. – Ложь. Кто, черт подери, в курсе, где сейчас мой сын? – Мы не рассказали тебе, потому что знали, что ты возьмешь вину на себя.

– Это я во всем виновата. – Она покачала головой.

Я заставил ее замолчать обжигающим поцелуем.

– Нет. Это Гарри Фэрхерст несет ответственность. Ответственность за жестокое обращение с детьми лежит на насильнике. Вон всегда был окружен первоклассными нянями в тех редких случаях, когда пропадал из виду. Мы посылали его в лучшие учебные заведения.