— И к моему, — прибавил Тревэллион.

Арканзасец снова присел на корточки и достал из костра горящую ветку, чтобы раскурить трубку.

— Потерял своих, — проговорил он, попыхивая трубкой. — Унесло потоком. А быков у нас увели индейцы.

— Как это «у нас»?

— Жена у меня была. — Он опустил глаза. — Хорошая женщина. Умерла… от лихорадки. А дочка… ходит в школу. В Венеции.

— Да-а. Тяжело, — пробормотал Ледбеттер. — Иногда наступают для человека трудные времена.

— А я других и не видал, — грустно усмехнулся Тэпли. — Всю жизнь работал не покладая рук, и никакого просвета. Там в Штатах у меня два года подряд саранча весь урожай сжирала, а на третий его градом побило. Пару раз индейцы сжигали все дотла. Работал на залежи в Рич-Бар — остался в чем был. Пробовал податься на Фрэйзиер, — он повернулся к Тревэллиону, — так вы знаете, что из этого вышло.

— Сплошной разор. Золото хорошая штука, да только его почти нет.

— Да. — Он подбросил в огонь сучьев. — Попробую вот еще разок. Ведь у меня дочка. — Он гордо поднял голову. — Она такая умница. И такая красавица! Уж не знаю, как это получилось — я вроде такой невзрачный, да и мать ее ничем особенным не отличалась, а она… ну просто красавица! С ее красотой да не иметь ничего — горе да и только.

Наступило ясное, холодное утро. Ветер стих. Темные сосны упирались верхушками в мрачный небосвод. Мулы, пока их седлали, осели себя беспокойно.

Никто не разговаривал. Ледбеттер сел на мула и тронулся тихим шагом. Только несколько человек придерживалось тропы, и Ледбеттер снова принялся выравнивать колонну. Одни пропускали его, посторонившись, другие чертыхались, но он не обращал внимания на возмущение, делая знаки рукой тем, кто сошел с тропы и перешел на рысь.

Все чувствовали приближение бури. Тревэллион предложил Мелиссе ехать за ним.

— А в чем дело?

— Скоро повалит снег.

— Но пока все ясно, небо чистое.

— Вот увидите. Джим хочет вывести нас отсюда как можно скорее, пока не началась метель. В Вудфорде отдохнем, но это еще не скоро, далеко внизу.

Позади них над горными гребнями и вершинами громоздились тучи. Слабый ветерок посвистывал в верхушках сосен. Мулы ускорили шаг. Ледбеттер тревожно оглядывался назад, посматривая на небо.

Тропу теперь плотно обступали сосны, и небо почти исчезло — виднелся лишь крохотный кусочек над самой головой. Наконец внизу, сквозь деревья, показалась долина.

Тревэллион знал, где они находятся, и совсем не думал об этом. Он размышлял о себе. Он изменился. Угрюмая ярость, что так долго жгла его изнутри, теперь прошла или, казалось, почти прошла, развеянная временем и убийством Рори и Скиннера.

Теперь настало время подумать о будущем, если только он собирался иметь его. Вэл очень хорошо помнил слова мудрого проводника, сказанные ему много лет назад: жажда мести способна поглотить жизнь человека полностью, пока в нем не останется ничего, кроме опустошенности.

Они приближались к Генуе, когда к нему подъехал Ледбеттер.

— Мне надо возвращаться назад, Вэл. Повезу руду. Присмотришь за ней?

— Постараюсь.

— Ведь ей потребуется поддержка. Невыносимо видеть молодую девушку одну в таком месте.

— Ты же хорошо знаешь здешнюю публику, Джим. У них грубая речь и манеры, но они никогда не станут приставать к порядочной женщине.

— Может быть, и так. Но здесь не то, что в Штатах. Люди съезжаются в эти места отовсюду, и никому не известно, как они воспитаны и что у них на уме.