Холмс принялся деятельно исследовать ограду и вскоре нашел брешь в стене, через которую мы сумели протиснуться, с тем чтобы осмотреть окрестности дома. Таковые, как оказалось, состояли из довольно просторной лужайки, посадок кустарника, развалин оранжереи, заброшенной конюшни, прочих разного рода построек — и еще мастерской, на удивление оказавшейся прибранной и в порядке. Именно в мастерской, сообщил мне Холмс, покончил с собой сэр Джеффри. Он вложил в рот дуло ружья и выстрелил. Помещение после того пришлось тщательно мыть.

Во время разбирательства экономка сэра Джеффри, очевидно глубоко преданная ему, рассказала, как волновала его финансовая несостоятельность и то, что он обесчестит свою семью. Записка, спешно набросанная перед смертью, вся промокла от крови и была не вполне читаема, но написана определенно его рукой.

— Ни намека на нечистую игру, видите, Ватсон. Все знали, что сэр Джеффри вел богемный образ жизни, пока не поселился здесь. Он истратил семейное состояние в основном на художников и произведения искусства. Кое-что из того множества полотен, которые он приобрел, не исключено, со временем приобретет ценность, но сейчас тем художникам, которым он покровительствовал, только еще предстоит заработать себе репутацию. У меня сложилось впечатление, что половина завсегдатаев кафе «Роял» существовала на миллионы Маклсворта, пока они окончательно не истощились. Оставшись без денег, сэр Джеффри в последние его годы впал либо в безумие, либо в состояние угнетенности. А возможно, что и в то и в другое. Думаю, нам следует попытаться расспросить на сей счет миссис Галлибасту. Но сначала давайте-ка посетим местное почтовое отделение. Почта, как вам известно, Ватсон, средоточие знаний в таких маленьких поселениях.

* * *

Почта, служившая также и лавкой широкого назначения, располагалась в перестроенном коттедже под соломенной крышей, окруженном белым штакетником и клумбами осенних цветов, красочных до того, что хоть картину пиши.

Под крышей, где царила прохлада и на продажу было выставлено все, что может потребоваться взыскательному сельскому жителю, от книг до леденцов, нас приветствовала хозяйка, имя которой мы прочли на вывеске над входом.

У миссис Бек, пухлой, розовощекой особы в платье из набивного ситца в цветочек и накрахмаленном переднике, в глазах светилась улыбка, а чуть поджатые губы подсказывали, что свою природную теплоту она старается держать в узде. Именно так все и оказалось. Она знавала обоих, и сэра Джеффри, и миссис Галлибасту. Кроме того, состояла в приятельских отношениях с некоторыми из слуг, работавших на сэра Джеффри, и была свидетелем того, как одного за другим их увольняли, не нанимая новых взамен.

— Поговаривали, джентльмены, что бедняга хозяин почти совсем разорился и столько слуг ему было не по карману. Но при этом он никогда не задерживал жалованья, и те, кто работал на него, отзывались о нем неплохо. Особенно предана была ему экономка. Держалась она строго, как бы всегда на расстоянии, но приглядывала за ним хорошо, и, хотя было видно, что дела у него идут под откос, не похоже, чтобы она дожидалась, когда можно будет наложить лапу на его денежки!

— И все-таки она вам не очень была по сердцу, а? — пробормотал Холмс, не отрывая глаз от рекламы вафель.

— Не стану скрывать, сэр, я находила ее немного… необычной. Иностранка, сэр, что тут скажешь. Испанка, я думаю. Но не ее цыганский вид беспокоил меня, нет. Я просто как-то никак не могла с ней поладить. Хотя она всегда была очень вежлива, и разговор у нее приятный. И виделись мы почти каждый день… хотя в церкви она при мне не бывала. А сюда заходила за всякой мелочью. Расплачивалась наличными и никогда не просила в долг. Не могу сказать, что она мне была симпатична, но казалось, это она содержит сэра Джеффри, а не наоборот. Поговаривали, что у нее бывают приступы гнева и что однажды она поколотила лакея, но сама я ничего такого не видела.