— Почему это некоторые притворяются, что не могут передвигаться? Хотя понятно, что если можно поездить на ком-то, конечно, я не имею ввиду себя лично, то почему бы этого не сделать? И все таки, в таком возрасте…

Возле облака опилок все остановились. Через падающие кусочки в нем виднелось что-то большое и темное. И оно издавало не самые миролюбивые звуки.

— Ну, с Чкто-том мы справились, — скороговоркой сказал Голубь, — можно и домой.

Он уже повернулся.

— А я? — спросила с негодованием Окаменелость возле перевернутой тележки. Никто еще за три с половиной и чем-то там миллиона лет не обходился со мной Так!

— Зато ты не можешь сказать, что тебя оставили в стороне, — сообщил, подойдя, Черепах.

— А кто там? — спросил Дронт и показал в тучу опилок.

Та постепенно оседала и оседала. А все стояли и ждали, что будет дальше. И вот облако постепенно рассеялось, опустилось, и все увидели Новый Экспонат. Он лежал в опилках и спал. Бока его мерно то опускались, то поднимались. А ноги, которые были больше похожи на лопаты, мелко подрагивали, из большого рта доносилось: «Хр-р-р. А-а-а!»

— Вот те на! — удивился Волк. — Вокруг самые почтенные экспоны, а он спит и не шевелится! Эй! Эй ты, проснись, соня! Новый Экспонат заморгал и приподнялся на ластах.

— Ой, где я? — спросил он.

— Вообще-то в Музее, — сообщил Голубь. — В нашем Музее.

— В вашем Музее? — переспросил он озираясь. — Вот еще! Плавала, плавала и вдруг в Музее.

— Это она! — шепнул наблюдательный Голубь Черепаху.

— Да что ты!? — изумился Черепах. — Некоторые умнеют прямо на глазах.

— А ты кто? — спросил новенькую Волк.

— Я Стеллерова…

— Это хорошо, что ты здорова, — кивнула Квагга. — А теперь имя свое скажи.

— Так я и пытаюсь, — протянула она.

— Пытайся, дорогая, пытайся, — одобрила Окаменелость, — и будь Тверда в своих Намерениях.

— Я Стеллерова Корова, — сообщила новенькая.

— Ну и ну! — удивился Черепах, — всю жизнь думал, что коровы — это те, что с рогами на лугу пасутся. Да, жизнь нас неудержимо обгоняет. И с нами не советуется.

— А что вы тут делаете? — спросила она, глядя на собравшихся круглыми глазами.

— Как правило, собираем пыль, — глубокомысленно заметил Черепах, — надо же кому-то собирать пыль. Ну, еще на нас иногда показывают и говорят, что мы вымерли. Это тоже ужасно интересно.

— А ты? — спросил Дронт.

— А я плавала и ела.

— Ну, такого разнообразия здесь не жди, — обрадовал ее Черепах, — хотя живот у тебя всегда будет набит. В этом можешь не сомневаться.

— А я думал, что больше у нас никто никогда не появится, — грустно сказал Дронт.

— Ха, ха! — ответил Черепах.

— Это возмутительно! — выразилась Окаменелость. За всю мою трехмиллионную историю такого не было. Хватит зачучеливать все и вся. Надо ж кому-то плавать и есть.

— Надо составить Заявление, — высказал свое мнение Голубь.

— Да, да! — подхватил Волк, — мы им заявим, я им заявлю, все им заявим! Не забудьте записать, что я сказал.

Голубь где-то достал лист бумаги и начал водить по нему пером, а все советовали.