Когда же, в пятнадцать, он начал собственные неумелые вылазки в область секса — по крайней мере, секса вдвоём — люди уже боялись болезней. А одна девочка из его класса уже успела забеременеть, и это оказало остужающий эффект на остальных. И всё же, хотя моральная сторона секса тогда уже не была существенной — каждый в поколении Дона хотел этим заниматься, и очень немногие, по крайней мере, в зажиточном пригородном районе Торонто, где он вырос, считали, что этого нельзя делать до брака — сам акт всё ещё считался чем-то серьёзным, хотя, если вспомнить, что началось десять лет спустя, их страхи подцепить гонорею или лобковых вшей казались откровенно смешными.

Но, думал Дон, шагая по разбитому тротуару, он знает, что это всё отговорки. Неважно, в каком состоянии находится мораль современной молодёжи — она не из одного с ним мира. Важно то, что думает его поколение — он и Сара. Он сумел прожить шестьдесят лет, даже раз не сбившись с прямого пути, и вдруг — бабах!

Сворачивая с Эвклид на Блур, он достал датакомм.

— Звонить Саре, — сказал он; ему нужно было услышать её голос.

— Алло?

— Привет, дорогая, — сказал он. — Как… как спектакль?

— Отлично. У того парня, что играл Тевье, голоса немного не хватает, но он всё равно очень хорош. А как твои крылышки?

— Здорово. Просто здорово. Я сейчас иду к метро.

— О, хорошо. Только я тебя уже, наверное, не дождусь.

— Конечно, конечно, ложись. Только оставь мою пижаму в ванной.

— Ладно. Увидимся.

— Ага. И…

— Да?

— Я люблю тебя, Сара.

Когда она ответила, в её голосе слышалось удивление.

— Я тоже тебя люблю.

— И я уже иду домой.

Глава 25

— Но я всё равно не понимаю, — сказал Дон в 2009, после того, как Сара догадалась, что первое послание с Сигмы Дракона — это опросный лист. — Я не понимаю, с какой целью инопланетяне могут интересоваться нашей моралью и этикой. Ну, то есть — разве им не всё равно?

Сара и Дон снова были на одной из своих вечерних прогулок.

— Потому что, — ответила Сара, когда они проходили мимо дома Фейнов, — все разумные расы со временем столкнутся с похожими проблемами, и если в их среде имеются индивидуальные психологические вариации — а они обязательно есть, если только они не объединились, как ты предлагал, в ульевый разум — то они эти проблемы обсуждают.

— Почему ты считаешь, что психологические вариации обязательно есть? — спросил он.

— Потому что вариативность — это то, без чего нет эволюции: если нет вариаций, то естественному отбору нечего закреплять, а без естественного отбора нечему вывести разнообразие видов из слизи. Психология ничем не отличается от любого другого сложного признака: она обязательно будет вариативна в любом месте вселенной. А это означает наличие споров по фундаментальным вопросам.

— Ладно, — согласился он. Задувал прохладный ветер; он пожалел, что не надел рубашку с длинным рукавом. — Но проблемы морали, которые обсуждают они, совершенно не обязательно те же, что обсуждаем мы.

Сара покачала головой.

— Готова биться об заклад, что перед ними встанут те же самые вопросы, что и перед нами, поскольку развитие науки всегда ведёт к одним и тем же базовым моральным затруднениям.