– Физкультпривет, – убирая оружие в кобуру, сказал ему Глеб. – Будь здоров, не кашляй. И поменьше открывай рот. Время нынче самое гриппозное, того и гляди, проглотишь какую-нибудь бациллу. А то и что-нибудь похуже.

– Знал бы – содрал вдвое дороже, – сказал санитар.

Не видя больше пистолета, он заметно успокоился.

– Да, бизнес – дело тонкое, – посочувствовал ему Глеб, – никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Но ты не расстраивайся, вспомни лучше про Золотую Рыбку. Как она старуху-то, а?

Издав неопределенный хрюкающий звук, санитар закрылся газетой. Глеб не стал ни повторять угрозу, ни придавать ей более конкретный характер: собеседник и так все отлично понял и усвоил, а хорохорился исключительно по привычке, чтобы показать, что и санитар больничного морга может быть достаточно крутым парнем. Выглядело это, если вдуматься, смешно и грустно, но, к счастью, никоим образом не касалось Глеба. Поэтому вдумываться в санитара он тоже не стал, а просто толкнул дверь и вышел на улицу.

Яркий солнечный свет больно ударил по усталым глазам даже сквозь темные стекла очков. В воздухе была сильная болтанка, и по пути из Челябинска Глебу удалось урывками подремать всего пару часов. Пока он шел по больничному парку, мысли его почему-то навязчиво крутились вокруг обгорелого трупа, что лежал сейчас на холодном, обитом оцинкованной жестью столе в прозекторской. Это был какой-то неопознанный, никем не востребованный бомж с подходящим диагнозом; с приведением его прикуса в соответствие с зубной картой Федора Филипповича наверняка пришлось повозиться, да и сама инсценировка аварии была делом трудоемким. И сейчас, старательно глядя себе под ноги, чтобы было не так больно глазам, Глеб мысленно благодарил судьбу в лице его превосходительства за то, что не пришлось возиться еще и с этим.

Выходя за ворота, он обернулся, но на крыльце морга все еще никого не было. Глеб перешел улицу, открыл машину, уселся за руль и первым делом налил себе крепкого черного кофе из предусмотрительно прихваченного на одной из конспиративных квартир термоса. Все, что он успел сделать по возвращении в Москву, это связаться с генералом, забрать со стоянки машину и приготовить кофе. На то, чтобы побриться, не говоря уже о свидании с женой, времени не нашлось. Да оно, пожалуй, и к лучшему: щетина придала достоверности создаваемому образу больничного санитара, а Ирина все равно была на работе. И потом, долгие проводы – лишние слезы; он еще не закончил дело, и расслабляться в обществе любимой женщины просто не имел права.

Да, повозиться пришлось, и это, судя по всему, был еще далеко не конец. Хлебнув кофе, Глеб на секунду прикрыл глаза, но тут же снова их открыл: в темноте под сомкнутыми веками опять, как минувшей ночью в самолете, кровавой каруселью завертелись лица, места и события, которыми были до предела насыщены последние недели. Тактико-технические данные «Черного орла», патронташ Зарецкого, шампунь Кравцова, водитель Ромашина, заснеженный, пропахший заводскими дымами, все еще судачащий о недавнем взрыве метеорита Челябинск, гусеницы, катки, торсионы, перестрелка у подъезда – все это подстерегало, ждало, так и норовя навалиться со всех сторон, стоило лишь на секундочку расслабиться. И Глеб знал, что конца этому не будет, пока он не поставит в деле последнюю точку. А до нее, как он чувствовал, было еще очень далеко.

В отдалении над крышами старых четырех– и пятиэтажных домов поблескивали сусальным золотом купола не так давно возведенного храма.