Мимо подворотни, сверкая синими молниями проблесковых маячков и завывая, как вырвавшаяся из преисподней армия тьмы, пронеслась колонна из трех пожарных машин и двух полицейских джипов. Они двигались в направлении разбомбленного завода; за ними поспевали три кареты «скорой помощи», и, увидев их, Глеб подумал: зря. Тушить там уже нечего, а лечить и спасать некого: люди заблаговременно покинули обреченные цеха. По этому поводу у местного руководства наверняка возникнет целый ряд вопросов к генералу Алонзо Моралесу, который отдал приказ об эвакуации, но ответы им придется выдумывать из головы: сеньор Алонзо уже ничего не скажет. Зато его развороченный череп и револьвер в руке придадут мыслям совершенно определенное направление, и генерал Моралес хотя бы посмертно получит то, что заслужил – клеймо изменника, вора и предателя.

Дав колонне отъехать подальше, Глеб захлопнул крышку зажигалки, которая все еще была откинута, и снова нажал на кнопку. На этот раз все получилось как надо: портфель из крокодиловой кожи ахнул, как хороший фугас. Канистры с бензином рванули практически одновременно с ним, затопив подворотню жидким пламенем. Следом взорвался бензобак; пламя выбило из подворотни, как из дула старинной мортиры, в ночном воздухе, кружась, запорхали догорающие на лету черные хлопья – все, что осталось от попавшей не в те руки секретной документации по проекту «Объект-195».

Задание было выполнено ровно наполовину, в связи с чем у Глеба, наконец, нашлись нужные слова.

– Штучки-дрючки, – презрительно произнес он и, бросив зажигалку в объятое дымным пламенем жерло подворотни, быстрым шагом удалился в редеющую предрассветную темноту.

Найденная в соседнем дворе развалюха с эмблемой «шевроле» на побитой ржавчиной решетке радиатора завелась со второй попытки. Момент для угона был выбран не самый подходящий, взрывы перебудили всю округу, и какие-то полуодетые люди, крича по-испански и размахивая большими, устрашающе рабочего вида ножами, довольно долго гнались за машиной. Но потом улица пошла под уклон, дряхлый рыдван с горем пополам набрал скорость, и погоня отстала.

Поэтому, как только «Черный орел» покинул укрытие, Алексей Ильич первым делом развернул башню в сторону радиорубки. Спаренный с орудием пулемет дал короткую очередь, пули простучали по обшитой жестью стенке утыканного антеннами автофургона заведомо выше человеческого роста (если только дежурному радисту не взбрела на ум странная фантазия нести вахту, стоя на столе или стуле). Радист, на свое счастье, оказался вполне вменяемым и достаточно сообразительным, чтобы понять прозрачный намек: дверь фургона распахнулась настежь, радист кубарем скатился по крутой железной лесенке и, пригибаясь, бросился наутек. Пушка Т-95 оглушительно бахнула, и то, что осталось от радиорубки, градом горящих обломков разлетелось по ущелью, заставив бестолково мечущуюся охрану залечь.

«Черный орел» покидал гнездо, пренебрежительно игнорируя плотный автоматный огонь и хлопки подствольных гранатометов, которые ни при каких условиях не могли причинить ему вреда. Когда машина вошла в зону проведения испытаний, Гриняк снова развернул башню, и солдаты, со всех ног спешившие к позиции укрытой в скалах ракетной установки, так же резво брызнули врассыпную. Еще один точный выстрел превратил установку в дымящуюся груду искореженного железа; сложенные рядом боеприпасы украсили сцену расставания ярким фейерверком, забросав дно ущелья градом раскаленных, как вулканические бомбы, обломков скалы.

Слабые опасения Алексея Ильича не оправдались: утыкать противотанковыми минами единственную ведущую из ущелья дорогу никто не потрудился.