Изменить размер шрифта - +

– Дьявол, – остановив машину, пробормотал генерал, – так это был не блеф!

– Как и все остальное, – нагло солгал Сиверов.

Световые точки быстро увеличивались в размерах, расцветая смертоносными хризантемами. Их полет, издалека казавшийся неторопливым, медлительным, резко ускорился, когда ракеты начали пикировать на цель. Глеб представил себе мирно лежащий на пыльном вентиляционном коробе мобильный телефон и то, как наведенная по его сигналу ракета, пробив жестяной настил крыши, ударяет прямо в темный дисплей, в мгновение ока делая аппарат недоступным для входящих звонков и всех видов сообщений.

Ночь разорвала череда коротких яростных вспышек, земля задрожала, а через секунду со стороны завода докатился оглушительный грохот. Тугая воздушная волна ударила в открытый кузов, сорвав с головы сеньора Алонзо фуражку и заставив машину несколько раз качнуться на амортизаторах, дымное оранжевое зарево поднялось до звезд, заслонив их и в мгновение ока залив собой половину неба. Оно еще не опало, когда генерал Моралес, отвернувшись от разверзшегося у него за спиной ада, вынул из кармана униформы мобильный телефон.

– Не понял, – сдержанно напомнил о своем присутствии Глеб.

Моралес бросил в его сторону короткий неприязненный взгляд.

– Если вы станете настаивать на неприкосновенности этих cabrones, ваших соотечественников, это сильно осложнит наши деловые отношения, – объявил он, набирая номер. – Я своими руками вырву их лживые языки и заставлю съесть!

– На здоровье, – повторил Глеб. – Я не консульский хлыщ, чтобы расшибаться в лепешку, пытаясь отстоять интересы людей, которые нарушили и воинскую присягу, и заключенный с вами контракт, пойдя на сотрудничество с американской разведкой. Они сами сделали свой выбор, и мне нет до них никакого дела. Так что буэнавентура, амиго, действуйте, как считаете нужным.

– Мучас грасиас, – саркастически поблагодарил Моралес и бросил в телефон несколько отрывистых, лающих фраз по-испански.

Прервав соединение, он включил передачу и резко тронул машину с места. Глеб заметил, что его превосходительство то и дело поглядывает в зеркало заднего вида, и заподозрил, что сеньора Алонзо интересует вовсе не слабеющее зарево над разбомбленным заводом: генерал высматривал позади себя машину, набитую мифическими русскими снайперами, и успокаивался буквально на глазах, видя, что ее нет.

Послышался звонок мобильного телефона. Моралес покосился на Глеба и, когда тот демонстративно отвернулся, на ходу достал аппарат из кармана и ответил на вызов. Он говорил по-испански. Первым произнесенным им словом, насколько понял Сиверов, было «что»; за ним последовало «кто», прозвучавшее все с той же интонацией, свойственной человеку, который не верит собственным ушам и возмущен до глубины души, а далее из его превосходительства излился бурный поток высказываний, представлявших собой, судя по уже знакомому «cabrones», отборную испанскую брань.

Впрочем, бил этот фонтан недолго; через несколько секунд сеньор Алонзо умолк на полуслове, некоторое время молча слушал, а потом коротко что-то уточнил – Глебу показалось, что он разобрал вопрос: «Сколько?»

Спутать испанское «хорошо» с каким-то другим словом было невозможно; произнеся его, генерал спрятал телефон и сосредоточил свое внимание на дороге. На пассажира он даже не взглянул, но у Глеба почему-то сложилось совершенно определенное ощущение, что только что завершившийся разговор имел к нему самое прямое и непосредственное отношение.

– Чертовски плохо не знать языка страны пребывания, – сообщил он. – Все вокруг что-то обсуждают, общаются между собой, обмениваются новостями, а ты сидишь, как у нас говорят, пень пнем…

– Это звонили с завода, – поняв намек, сказал Моралес.

Быстрый переход