Температура в Крыму стояла плюсовая, осточертевшего снега не было и в помине. У каменной стенки пирса покачивались на волнах в ожидании подачки зазимовавшие лебеди, вокруг которых буквально роились готовые кинуться наперехват шустрые вороватые чайки. Несмотря на устойчивый плюс, резкий холодный ветер временами прохватывал до костей; со стороны моря косыми столбами наползал туман, и мир, как фантастическая зебра, был разрисован неровными чередующимися полосами солнечного света и сырой туманной полумглы.

Чтобы ненароком не запечатлеться в памяти какого-нибудь не в меру наблюдательного таксиста, Игорь Вадимович пренебрег настойчивыми предложениями кучкующихся у ворот порта продавцов скорости и сел в следующую до автовокзала маршрутку. Он не припоминал, чтобы ему когда-либо в жизни доводилось пользоваться этим плебейским видом транспорта, но на поверку в таком способе передвижения не оказалось ничего страшного. Деньги он обменял еще на пароме; стоимость проезда оказалась мизерной, маршрутка полупустой, и единственным стоящим упоминания неудобством стал устойчивый запах рыбы, который появился в салоне где-то на полпути вместе с двумя бедно одетыми пожилыми женщинами и оставался там до самого автовокзала. Игорь Вадимович чувствовал себя, как школьник, впервые прогулявший урок. Тревога боролась с эйфорией, смешиваясь с нею в некий сложный, будоражащий коктейль. Несмотря на это, он сообразил, откуда взялся запах: рядом с остановкой, где в маршрутку вошли почтенные дамы со своими сумками, стояла непрезентабельная кирпичная будка без окон и с единственной, открытой настежь дверью, над которой красовалась вывеска с надписью «Рыба».

На автовокзале ему почему-то бросилось в глаза и запомнилось распечатанное на принтере объявление на двери магазина, где, судя по некоторым признакам, торговали компакт-дисками. Магазин назывался «КуМир»; «Кумир переехал на север. Север там», – гласило объявление, а нарисованная снизу стрелка вносила окончательную ясность, указывая направление, в котором, по мнению автора, следовало искать север. Приблизительно сориентировавшись по сторонам света, Чернышев пришел к выводу, что накропавший текст объявления остряк не солгал: стрелка и впрямь указывала более или менее на север.

Еще он заметил, что надписи по-украински здесь можно найти только на дорожных указателях да на вывесках государственных учреждений, и улыбнулся, поймав себя на том, что эта мелочь, оказывается, льстит его самолюбию русского человека. От подобных вещей следовало отвыкнуть как можно скорее: теперь он был человек мира, добровольно отряхнувший прах отечества с подошв своих модельных полуботинок и достаточно состоятельный, чтобы это себе позволить.

Он знал, что в Керчи есть аэропорт, но для верности решил потратить еще немного времени и денег и доехал на маршрутке до Симферополя. Под Феодосией дорога шла по самому берегу моря, и высокие косматые волны, которых и в помине не было в узком Керченском проливе, яростно штурмовали сушу, разбиваясь в мелкую водяную пыль чуть ли не у самых колес автобуса. Это было как знак, как привет от другого моря, теплого и ласкового, которое ждало Игоря Вадимовича в конце пути, и он, загородившись ладонью от соседа по сиденью, дружески подмигнул волнам: я все понял, передайте, что скоро буду!

Цепляющиеся узловатыми корнями за оплывающие известняковые склоны низкорослые сосновые рощи и по-весеннему зеленеющая под мартовским солнцем крымская степь промелькнули за грязным оконным стеклом и развеялись как сон. Симферополь, в котором Игорь Чернышев не был с тринадцати лет, проплыл мимо путаницей узких, основательно обветшалых и замусоренных улочек и тоже остался позади.