– Грасиас, сеньора, – вежливо поблагодарил Игорь Вадимович и ногой задвинул саквояж под свой стул.

– Полагаю, деньги будет небесполезно проверить и пересчитать, – сказал Моралес. – Лучше сделать это в моей машине, вдали от посторонних глаз. Одну секунду, амиго, – быстро добавил он, предупредив готовую сорваться с губ собеседника реплику. – Выслушайте меня, прошу вас. Эти деньги ваши, вы их хозяин – так же, как и своей судьбы. Решать вам, и я ни на чем не стану настаивать. Но написанное на вашем лице желание как можно скорее расстаться со мной и удалиться в направлении бразильской границы мне, лично, кажется не совсем разумным. Вы ведь работали в Латинской Америке и сами прекрасно знаете, что в одиночку путешествовать по здешним местам с набитым долларами саквояжем в руке, мягко говоря, небезопасно. При всем уважении к вам, вы сотрудник дипломатического корпуса, а не коммандо, и такая прогулка неизбежно кончится для вас весьма плачевно. Откровенно говоря, я сомневаюсь, что вы со своим багажом доберетесь живым хотя бы до автобусной станции, не говоря уже о Боготе или более отдаленных местах. Согласитесь, то, что вам удалось живым покинуть Россию, уже сродни чуду. А чудеса – не настолько распространенное явление, чтобы строить свои планы в расчете на него. Советую довериться мне. Хотя, повторяю, решение остается за вами.

Игорь Вадимович пригубил кофе. Моралес не соврал: кофе и впрямь был отменный.

– Ценю ваше доброе отношение к моей скромной персоне, генерал, – сказал Чернышев. – И, рискуя злоупотребить им, прямо скажу, что мне больше всего не нравится в этой ситуации.

– Что же это, амиго? – с искренней заинтересованностью подался вперед Моралес.

– Ваша осведомленность. Вы не задаете вопросов, зато так и сыплете добрыми советами, как будто я уже подробно рассказал вам о своих злоключениях и попросил помощи. Вы сказали: чудо, что мне удалось покинуть Россию живым. Вот я и спрашиваю: с чего вы это взяли?

Моралес улыбнулся и затянулся сигарой.

– Если верить сэру Чарльзу Дарвину, все мы произошли от обезьян, – сообщил он. – И, что бы вы ни думали обо мне и моем народе, мы ушли от своих волосатых предков не менее далеко, чем вы. Да и обезьяны, от которых мы произошли, вряд ли были намного глупее тех, от которых ведете свой род вы, Игорь. Я умею пользоваться интернетом, амиго, и, зная кое-что обо мне, вы не должны удивляться тому, что я внимательно слежу за новостями из России. Сеньор Зарецкий, сеньор Кравцов, сеньор Ромашин… Кажется, я перечислил всех, верно?

– И даже в хронологическом порядке, – кивнул Чернышев.

– Для человека неосведомленного это просто три взятых наугад фамилии из длинного списка жертв несчастных случаев, – продолжал Моралес. – Но мы-то с вами знаем, что это не так. И мы по отдельности, независимо друг от друга, пришли к одному и тому же выводу, поняв, кто должен стать следующим в этом списке. После известия о гибели сеньора Ромашина в автомобильной катастрофе я ждал одного из двух: вашего звонка или сообщения о несчастном случае, жертвой которого стали вы, амиго. Человеческая алчность не знает границ, и кое-кто, по всей видимости, решил, что даже те мизерные крохи, которые перепали вам и вашим компадрес от этой сделки, пригодятся ему больше, чем вам.

Чернышев украдкой потрогал ногой стоящий под стулом саквояж. Мизерные крохи, подумал он. Вот суки! И ведь ничего не возразишь: крохи и есть…

– Вы имеете полное право мне не доверять, – говорил Моралес, не забывая обмакивать губы в кофейную чашку и затягиваться сигарой. – Я, в отличие от вас, не получил ни крошки этого пирога – это в будущем, до которого еще надо дожить.