– Кидалово? – с трудом повторил незнакомое слово сеньор Умберто.

– El truco, – перевел лучше товарищей поднаторевший в испанском Сумароков. – Мошенничество, афера.

Липа вздохнул.

– Могу сказать только две вещи. Первое: я не имел и не имею к этому truco никакого отношения. И второе: пока происходили события, перечисленные вами, Алехандро, президент Чавес был жив и оставался у власти. Напомню, что под договором в числе прочих стоит и его подпись, проект осуществлялся по его приказу, под его личным наблюдением, что, на мой взгляд, объясняет многое, если не все. Возможно – я в этом сомневаюсь, но возможности все-таки не исключаю, – что это действительно truco, и что замыслил его именно покойный команданте. Но если так, почему люди, подписавшие договор с российской стороны, не взяли себе за труд хотя бы поверхностно ознакомиться с нашими законами?

– Тоже мне, загадка, – угрюмо фыркнул Сердюк. – Бабла им откатили, вот они глазки-то и прикрыли. На что люди рассчитывали, не понимаю! С них же теперь за это дело семь шкур спустят!

– Это уже несущественно. – Гриняк тоже встал, машинально отряхивая испачканный пылью зад танкового комбинезона. – Айда собирать вещички, погостили, и будет. Как говорится, пора и честь знать.

– О, нет! – живо возразил Липа. – Вы меня неправильно поняли, Алекс. Вас это никоим образом не касается. Ваш контракт остается в силе до истечения оговоренного в нем срока. И, если вы помните, он предусматривает право нашей стороны в одностороннем порядке продлить его еще на такой же срок, то есть на год.

– Да щас, – с неимоверным презрением процедил Сердюк, – только галоши наденем. Хрен тебе моржовый на оба твоих уса! Ты что, майор, не соображаешь, о чем говоришь? Вы ж не лоха на рынке на бабки развели – Россию! Это дело ваше – откуда я знаю, может, у вас у каждого, как у кошки, по девять жизней? Если так, то одной не жалко, можно и рискнуть. Но мы в этом участвовать не собираемся, уж извини.

– Я уполномочен предложить вам повышенный оклад, вдвое превышающий оговоренную контрактом сумму, – объявил Липа, то ли не поняв излишне эмоциональной и перенасыщенной жаргонными выражениями тирады Сердюка, то ли решив в интересах дела пропустить ее мимо ушей. – А в перспективе, если у вас возникнет такое желание, гражданство Венесуэлы и службу в ее вооруженных силах в качестве офицеров. Разумеется, танковых войск.

– А если мы не согласимся? – ровным голосом поинтересовался Гриняк, жестом заставив Сердюка закрыть рот.

Сердюк с шипением выпустил набранный в грудь для очередной гневной тирады воздух. Судя по продолжительности звука, тирада обещала стать весьма пространной и эмоциональной. Липа улыбнулся со смесью снисхождения и печали.

– Никакого «если» не существует, Алекс, – сказал он. – Альтернатива настолько непривлекательна, что о ней даже не стоит думать. На вашем месте я был бы очень благодарен генералу Моралесу – не только за озвученное мной предложение, но и за то, что он специально запретил мне упоминать об этой самой альтернативе.

– Так, а мы чего? – смущенно забубнил, потупившись и возя ножкой по песку, неожиданно утративший воинственный пыл Сердюк. – Мы, это, того… благодарны, в общем.